Сердце заходится в бешеном темпе, сон резко отступает, позволяя мыслить здраво, но и тогда мыслить здраво не получается. Никто. Никогда. Не дарил Тине цветы. Даже Ноа.
Ни в этой жизни.
— Ты тоже это видишь? — спрашивает Тина у появившегося в дверях Мэттью.
— Розы? — непонимающе спрашивает тот.
— Розы, — Тина присаживается на кровати, свесив ноги на пол, и забирает у друга привезенные чистые вещи.
— Вижу, а что?
Тина начинает медленно закипать. Неужели только ей кажется странным наличие в палате шикарного букета цветов?
— Я тоже их вижу, Мэт, вопрос в том, какого хрена они здесь делают? — Тина медленно натягивает штаны, стараясь сильно не сгибаться — грудь до сих пор перебинтована, а голова временами кружится. — Я что, похожа на ту, кому раньше дарили цветы? Правильный ответ: нет, не похожа.
— Может, тебя хотят поздравить с выпиской? — Мэттью пожимает плечами и почти незаметно ведет носом. Тина очень внимательна, а еще она вовсе не дура.
— Не — а, нет — нет, приятель, исключено, — она категорично машет головой и аккуратно надевает футболку. — Ни при каких обстоятельствах Ноа не подарит мне цветы. У Финна Уитмора больше шансов поумнеть, нежели у Ноа опуститься до всей этой романтической хрени.
Мэттью ничего не отвечает, лишь задумчиво смотрит на входную дверь. В палате пахнет Ноа также отчетливо, как и все предыдущие разы, поэтому нет смысла говорить об этом Тине. Здесь много запахов, но один из них до сих пор расходится шлейфом по коридору. Мэттью не знает, кому он принадлежит.
— Ты забыла расписаться в моем выписном листе, — доктор Данбар заглядывает в палату и протягивает Тине шариковую ручку. Он дожидается подписи и кивает на розы: — Кстати, сегодня приходил курьер из доставки, просил передать для тебя заказ. Красивые, не так ли?
— Думаю, им больше подходит прилагательное «неожиданные», — усмехается Тина, берет в руки ноутбук и осматривает комнату — вроде, ничего не забыла. — А пояснительную записку мой тайный обожатель, случайно, не удосужился передать?
— Нет, только цветы и пожелание скорейшего выздоровления, — доктор Данбар расплывается в улыбке, словно это самое счастливое утро в его жизни. Хоть у кого — то прекрасное настроение. — Они остаются здесь, я прав?
Тина быстро кивает, хлопает Мэттью по плечу, и спешит покинуть надоевшее до рези в печенках место. В нос бьет запах медикаментов. Пока они продвигаются к лифту, люди шныряют по коридорам, а приятный женский голос вызывает в громкоговоритель одного из врачей. Жизнь двигается своим чередом, но Тина застревает где — то на пересечении прошлого и настоящего. Цветы выбивают из колеи. Запутывают мысли. Мешают сосредоточиться.
Усаживаясь в свой миникупер на пассажирское сидение, Тина делает вид, что не замечает черный “БМВ”, принадлежавший Ноа Васкесу. Скоро она всё забудет. Еще совсем чуть — чуть, и боль уйдет. Навсегда. Остается лишь рассказать отцу правду, спрятать его табельное оружие и аконитовые пули, а затем повернуть свое прошлое вспять.
Безвозвратно.
3. В пропасть с обрыва
Дождь отбивает по карнизу заученную мелодию, вводя своих слушателей в сонный транс. Тина проводит пальцами по стеклу, очерчивая беспорядочно стекающие капли, и задумчиво смотрит на рассыпанный по подоконнику рябиновый пепел. Хоть что — то в этом мире способно удержать Ноа по ту сторону окна, оставляя подальше от Тины. Это так интересно: оборотень считается таким сильным, почти непобедимым созданием, но даже у него есть слабые стороны. Аконит, рябиновый пепел… И если первый способен убить, то второй они просто не могут перешагнуть. Тина называет его — ведьмин круг.
Возможно, это лишняя мера. Возможно, Ноа оставил идею и больше не хочет с ней говорить. Возможно, Тина преувеличивает свое значение для него. Но, тем не менее, странное чувство внутри не дает ей расслабиться.
После минутного сомнения, полоска рябинового пепла остается на своем месте, как и все остальные: возле парадной двери и черного входа со стороны двора; возле окна отцовской спальни, гостиной и кухни; даже у чердачного люка. Наверное, Тина обычный параноик, но она это как — нибудь переживет.
Тина тяжело вздыхает от безрадостных мыслей — в последнее время, они съедают без соусов и приправ, — затем медленно подходит к письменному столу и поднимает крышку ноутбука. С экрана кроваво — алыми глазами на неё смотрит огромный черный волк. Сердце уже по привычке ёкает, ударяясь о грудную клетку. Тина не знает, почему до сих пор не сменила заставку или, быть может, не хочет признаваться себе в очевидных причинах. Наверное, Тина — душевный мазохист. А как иначе объяснить это бездействие?
Она нажимает иконку Скайпа, открывая программу, и выбирает среди списка контактов Мартину Васкес. Сестра Ноа живет в Корее последние шесть лет, изредка приезжая в гости к семье, и, наверное, дальность её проживания сказалась на том, что Тина всё еще хочет с ней говорить. Мартина просила позвонить, как только Тина выпишется из госпиталя. Крайне важно выполнить эту просьбу, и плевать, что выписка была два дня назад.
Гудки заполняют тишину маленькой комнаты. Тина покорно ждет ответа, покусывая губы. Она прекрасно знает, на какую тему свернет их разговор, и это заставляет сильно сомневаться в правильности звонка. Тем не менее, убегать от разговора с Мартиной — все равно, что убегать от гепарда, почуявшего запах крови. Не — ре — аль — но.
— Час ночи, Тина, ты с ума сошла? — почти шепчет Мартина, отвечая после восьмого гудка, и сонно потирает прищуренные глаза. Её ненакрашенное, но, тем не менее, идеальное лицо освещается тусклым светом ночника, а темные локоны ниспадают на плечи. — Я попросила тебя позвонить ближе к обеду, ты немного опоздала.
Тина непонимающе смотрит на Мартину, затем на время в углу экрана — 12:10 p.m. — и виновато ударяет себя ладошкой по лбу.
— О, Господи, прости, пожалуйста. Я такая дура — разница во времени, конечно же, как я могла забыть?! — морщится Тина, перебарывая в себе желание удариться головой о стену. — Позвонить тебе позже? Я могу, ты только скажи, Мартс, без проблем. Ну, эм — м–м, ладно я уже отключаюсь…
— Тина? — зовет Мартина, склонив набок голову. — Вы что, уже поговорили?
— Нет, — резко отвечает она, напрягаясь всем телом. — Нет, ты что, издеваешься? Да я видеть его не могу, а при разговоре того и глядишь — блевану на его дорогущие ботинки. Нет. Нет — нет и еще раз нет.
— Тогда зачем ты разбудила меня посреди ночи? Я думала, у тебя что — то интересное, — Мартина зевает, прикрывая ладонью рот. — Что — то, касающееся моего брата и ваших отношений.
— Я думала, мы будем разговаривать о твоем скором приезде, а не о Ноа, — Тина заметно поникает. — И вообще, это ты просила меня позвонить.
— Надеялась, что к этому времени вы уже поговорите, — пожимает плечами та.
— Я вообще — то только что из госпиталя выписалась, — обиженно хмурится Тина, скрещивая руки на груди. — И спасибо, что спросила. Я почти здорова, с почти целой головой, и нервы у меня такие крепкие, что ими можно пользоваться вместо гитарных струн
— Ты выписалась из госпиталя два дня назад — Ноа мне звонит, помнишь? — голос Мартины становится ехидным, с той самой металлической выдержкой, которая присуща всем оборотням. — И ты не сможешь бегать от Ноа вечно, Тина, тебе нужно выслушать его. Спокойно. Как это делают взрослые люди.
Тина поджимает губы. Вот он — поворот на скользкую дорожку, смазывающую их старую, крепкую дружбу. Ключевой момент, под названием «второй шанс». Мартина твердо уверена, что его достоин каждый, особенно если обидчик полностью признает свою вину. Но эти слова и так вызывают у Тины приступ неконтролируемой злости, а тут еще Мартина принимает сторону брата. Этого она и боялась.
— Да, Мартс, я ведь просто мечтаю знать в мельчайших подробностях, как он запихивал в Дженнифер свой грандиозный член, — выпаливает Тина, заливаясь от злости пунцовым румянцем. — Или услышать, что он представлял на её месте свою любимую девушку, пока втрахивал эту суку в кровать. Да, ты права, мне невероятно хочется услышать каждое предложение, а потом затянуть петлю у себя на шее.