И этот кто-то все еще на свободе, и очень возможно — в поисках новой жертвы.
Глава шестая
— Зачем мы это смотрим? Ты же знаешь, я ненавижу десятичасовые новости. Единственные люди, которые считают, что новости в десять часов стоит смотреть, живут в Канзасе, потому что им надо ложиться в половине одиннадцатого, чтобы встать на рассвете и наблюдать, как растет кукуруза.
Энн отреагировала на жалобы своего отца, нажав кнопку пульта и сделав звук телевизора погромче. Новости шли по местному телеканалу, репортеры, видимо, только-только окончили двухгодичный колледж, а ведущая — вернувшаяся на проторенную дорожку пациентка «Клиники Бетти Форд». [7]Главной новостью было обнаружение трупа в парке.
Очки у репортера перекосились, а пиджак был ему настолько велик, будто он одолжил его у кого-то из своих родственников более крупного телосложения. Он стоял рядом с указателем на парк «Оуквудс» и смотрел в камеру с боку из-за неудачно размещенного света. Без сомнения, это значительное событие для паренька, который обычно освещал собрания городского или школьного попечительского совета.
«Труп мертвой женщины был обнаружен сегодня днем детьми, игравшими в парке „Оуквудс“».
Отец Энн, профессор английского языка, вскрикнул так, будто его ранили.
— Тупица! — возопил он. — Разве может быть труп живой женщины? Идиот!
— Тихо! — шикнула Энн. — Речь об убийстве, тут не до грамматики.
— Никто не говорил, что это убийство.
— Это убийство.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все. — Она прибавила звук.
«Жертва не опознана. Причина смерти пока не ясна».
— Пока не ясна!
— Я тебя убью, — проговорила Энн.
— Давай, — отозвался отец. — И тогда этот олух скажет, что мой мертвый труп нашли убитым.
— Хорошо хоть, у него есть возможность все рассказать, — пробормотала Энн себе под нос. Она еще раз нажала кнопку громкости, когда начал говорить Кэл Диксон.
Диксон огласил основные факты. Жертва — женщина предположительно двадцати девяти — тридцати лет. Никаких документов рядом с трупом не обнаружено. Неизвестно, сколько времени она уже мертва. Будет проведено вскрытие, и он сможет сказать больше, когда получит результаты.
Да, видимо, это убийство.
Шериф отошел, чтобы поговорить с Фрэнком Фарманом и симпатичным латиноамериканцем в слаксах и пиджаке. Детектив, решила Энн.
Новости прервались, пошла реклама матрасов, где продавец что-то кричал, как ненормальный. Если бы телефон не стоял рядом, Энн не услышала бы звонка. Она сняла трубку и сморщилась, когда оттуда донесся громкий женский голос:
— Ваш телевизор слишком громко работает! Люди пытаются заснуть!
Энн нажала кнопку отключения звука.
— Извините, миссис Айвер. Вы знаете, мой отец плохо слышит.
Ее отец бросил на нее недовольный взгляд, хотя и сидел в другом конце комнаты в своем мягком кресле.
— Прости, Джудит! Мы смотрим новости об этом убийстве. Тебе бы следовало закрывать окна и двери. Если хочешь, я могу прийти проверить целостность твоего имущества.
Со своим кислородным баллоном он бы дотащился не быстрее, чем на Луну. Энн отняла трубку от уха и вытянула руку, в которой ее держала:
— Спасибо, Дик! Ты так добр! — крикнула Джудит Айвер. — Но ко мне тут племянник приехал.
— Хорошо, — отозвался отец Энн. — Спокойной ночи, Джудит! Ее племянник, — брезгливо сказал он, когда Энн положила трубку. — Этот испорченный юнец. Он перережет ей горло однажды, когда она будет спать и видеть сны о том, что он стал кем-то стоящим. Глупая корова.
Две противоположности жили в Дике Наварре: обходительный очаровательный джентльмен снаружи и язвительный старый эгоист изнутри. Если бы Энн описала своего отца его знакомым, они бы подумали, что у нее психическое расстройство.
Девушка поднялась и отдала пульт ему.
— Я иду спать, — сказала она, закрывая окно гостиной от вечерней прохлады и миссис Айвер. — Ты принимал таблетки?
Он не смотрел на нее.
— Я их раньше выпил.
— Да ну? Даже те, на которых написано «принимать перед сном»?
— Человеческое тело не знает, который час.
— Ну конечно. А напомни-ка мне, какой медицинский колледж ты посещал?
— Прибереги свой сарказм, юная леди. Я в курсе последних новостей из мира медицины.
Энн закатила глаза, выходя из комнаты, и направилась в кухню, чтобы принести последнюю на сегодня порцию лекарств. Таблетки для сердца, для кровяного давления, от отеков, от артрита, для почек и артерий.
«Я в курсе последних новостей из мира медицины». Какая чушь! В семьдесят девять лет ее отец проводил время со своими дружками по гольфу в спорах о политике. Если бы они принялись обсуждать мигрантов-рабочих на фермах, он бы заявил, что в курсе последних изменений в миграционном законодательстве.
Энн никогда не покупалась на его вранье. Ни в пять лет, ни в двадцать пять. Она видела его насквозь — его самовлюбленную, нарциссическую натуру. Он знал это, поэтому ненавидел дочь.
Они не любили друг друга. Даже симпатий между ними не было. И не притворялись — разве только на публике, да и то неохотно, по крайней мере, Энн. Дик, непревзойденный актер, заставлял буквально всех и каждого в городе верить, что она — просто зеница его ока.
Также он обращался и с ее матерью — превозносил на людях и ни во что не ставил дома. Но по каким-то неведомым Энн причинам, несмотря на его измены, ее мать беззаветно любила мужа до самой своей смерти, случившейся три года и семь месяцев назад.
Мэрилин Наварре сорока шести лет не выстояла в короткой ожесточенной схватке с раком поджелудочной железы — такую иронию судьбы Энн никогда не могла понять. Здоровье ее отца уже много лет давало сбои, но он пережил инфаркт, две открытые операции на сердце и апоплексический удар. Его ранило во время корейской войны; он выкарабкался после страшной аварии в семьдесят девятом.
Он страдал от сердечной недостаточности и еще от полудюжины других болячек, которые могли убить его; просто он был слишком одноклеточным, чтобы умереть. Его жена, будучи моложе мужа почти на тридцать лет, узнав свой диагноз, прожила только четыре месяца.
Энн иногда проклинала мать за это. Делала она так и теперь, когда поднималась по лестнице в свою комнату.
Как ты могла так поступить со мной? Как ты могла оставить меня с ним? Ты так нужна мне.
Мама всегда была ее вдохновителем, голосом разума, лучшим другом. Она бы сказала, что сейчас Энн ведет себя эгоистично, но, как и любой брошенный ребенок, Энн не обратила бы на это внимания. Когда никто больше любить не хотел, оставалось любить себя самой.
По просьбе умиравшей матери она бросила аспирантуру и вернулась домой, чтобы заботиться об отце. Вместо того чтобы получить степень доктора наук и стать детским психологом, она стала работать учительницей пятого класса в школе Оук-Нолла.
И вот трое ее учеников обнаружили жертву убийства.
Она свернула у торшера, и тут ее поразила мысль: их должно быть четверо.
Куда бы ни шел Дэннис Фарман, Коди Роч всегда был рядом. Энн совсем забыла о нем в суете и хаосе происходящего. Ее захлестнуло чувство вины. Бедный Коди, о нем всегда вспоминают в последнюю очередь. Но она не видела его в парке. Может, его там и не было. Может, его подвезли домой из школы.
Все дети сейчас уже должны быть в постели, спать и видеть сны. Что они увидят, закрыв глаза, — лицо мертвой женщины?
Энн подошла к окну и стала смотреть на ночь и свет в других домах. Что бы она увидела, взглянув в окно Фарманов? Фрэнк Фарман, наверное, до сих пор на месте преступления, с шерифом. Будет ли мать Дэнниса слушать его эмоциональный рассказ о том, что случилось?
Шэрон Фарман поразила Энн — настолько насыщенной была ее жизнь в профессиональном и в бытовом отношении. Будучи замужем за Фрэнком Фарманом, она работала и растила детей. Хотя, судя по деструктивному поведению Дэнниса в школе, Энн пришла к выводу, что его мать упорно игнорировала ребенка в надежде, что он вырастет и однажды уйдет.