В доме царила мертвая тишина. Обычно мать Дэнниса вставала и готовила завтрак. Даже в уик-энд отец любил завтракать рано. Его отец — занятой человек, и у него полно важной работы, даже по выходным.
Но матери нигде не было видно.
Дэннис не слышал, чтобы она возвращалась домой, а он не спал всю ночь. Когда наконец он слез с крыши своей спальни, спать не хотелось. Не потому, что он боялся кошмаров, а потому, что просто ничего не чувствовал. Он не чувствовал боли. Не чувствовал ни грусти, ни гнева. Не чувствовал усталости.
Он пробирался по дому, словно вор, заглядывая везде, куда мог. Внизу будто бомба взорвалась: на полу столовой и кухни валялись разбросанные вещи. Матери не было. Отца тоже. Дэннис был один.
Он пролежал в своей кровати до утра, просто глядя в потолок.
Теперь при свете дня было видно, какой беспорядок царил в кухне. В раковине громоздилась грязная посуда. Кастрюля с макаронами и сыром свалилась с плиты, и все высыпалось на пол. По этой клейкой куче топтались, наверное, тысячи муравьев. На стене около выключателя виднелось красное размазанное пятно. «Кровь», — подумал Дэннис. Он смотрел на пятно и ничего не чувствовал.
В столовой было не лучше. На полу — разбитые бокалы и пара разбитых тарелок.
Мать точно не возвращалась. Она бы ни за что не отправилась спать, оставив все в таком виде. У нее всегда было чисто и аккуратно, потому что так нравилось отцу.
Дэннис взял миску и стал готовить себе овсяную кашу. Он уже почти закончил есть, когда вошел отец. Он выглядел так, словно у него все болело. У него было похмелье. Это Дэннис понял, взглянув на цвет его кожи и круги под глазами.
Отец напивался нечасто, а когда напивался, то не старался этого скрывать в отличие от матери. Дэннис знал, что мать пила каждый день, потому что видел, где она прячет бутылку. Но это был ее секрет, и отец почти никогда не мог сказать, пила она или нет.
Дэннис перестал жевать и просто смотрел на отца, не зная, чего ждать от него. Он уже успокоился? Или до сих пор злится?
Фрэнк скривился, словно у него плохо пахло во рту, подошел к кофеварке и уставился на пустой чайник.
Потом посмотрел на Дэнниса.
— Где твоя мать?
Дэннис пожал плечами.
Отец подошел к окну и посмотрел на подъездную дорожку.
— Ее машины нет. Я не слышал, чтобы она вчера возвращалась.
«Я не слышал, чтобы и ты вчера возвращался», — подумал Дэннис и просто пожал плечами. Он ожидал, что отец снова взорвется и выпорет его за молчание, как было прошлым вечером, но он не стал.
— Думаю, она ушла, — сказал отец, по-прежнему глядя в окно.
Дэннис промолчал. Он до сих пор ничего не чувствовал. Он словно был завернут в какой-то кокон. Он видел мир вокруг себя, но тот не мог коснуться его. И ему это нравилось.
Его отец повернулся и вышел из комнаты. Дэннис слышал его шаги на лестнице. Когда они стихли, мальчик надел свой рюкзак и ушел из дома, не желая туда возвращаться.
Глава пятьдесят седьмая
— «Мимозы», [30]— сказал Фрэнни официантке. — И пусть их приносят и приносят, дорогуша.
По субботам они завтракали в «Айви гарден», любимом месте неподалеку от площади, где рос сад, а столы из залов были вынесены туда. В центре рос дуб невероятных размеров, словно из сказки, затеняя столы днем и служа фонарем с многочисленными огнями вечером.
— Мне нужно выпить, — сказал Фрэнни, теребя ярко-желтую бандану, которую он повязал вокруг расстегнутого ворота фиолетовой рубашки от Ральфа Лорана (с поднятым воротником, естественно). Бандана сочеталась с небольшой лошадью, изображенной на груди рубашки. — Я до сих пор не могу успокоиться со вчерашнего дня. Ты в порядке? Я знал, что эта женщина стерва, но Боже мой! Она же просто долбанутая дура!
Две пожилые женщины оторвались от своих французских тостов и посмотрели на него. Фрэнни в ответ закатил глаза.
— Я беспокоюсь за Томми, — сказала Энн.
— Нет, ты представляешь — иметь такую чертову сучку матерью?
— Приблизительно.
— Твоя мать была святой.
— Только мне с отцом не повезло.
— Отец, может, и хреновый, зато не сумасшедший, — возразил Фрэнни. — Я вчера просто лишился дара речи, а такого со мной не происходило… никогда. Спасибо, Винс помог!
Винс. Его новый лучший друг.
— А где он? — спросил Фрэнни. — Он проводил тебя вчера домой? Ты с ним переспала?
Энн покраснела и наклонила голову.
— Боже мой, переспала! — восхищенно воскликнул он. — Ах ты, лиса! Как же я тобой горжусь!
— Прекрати! — зашипела она, замахиваясь на него салфеткой. — Прекрати сейчас же!
— Расскажи всем!
— Ничего я не буду рассказывать. Мы в общественном месте, а я учу пятиклашек. Я и тебе ничего не скажу, потому что я не такая.
— Ну, ты и так все сказала.
— А вот и нет.
Он положил локти на стол и подался вперед, глядя на нее сияющими глазами.
— А как это было? Романтично и нежно или дико и горячо, с животной страстью?
— Это не твое дело, — отрезала Энн.
— Ой как интересно, — протянул он. — Ты не спала с мужчиной с того времени, как Джимми Картер был президентом.
— Я категорически не согласна. Это было в первый срок Рейгана — то есть не так давно.
— Ну так что? Где он? Он остался до утра?
— Он работает, и эта часть разговора окончена, — объявила Энн, когда официантка принесла напитки.
— Я буду рикотту с лимоном и черникой, — сказал Фрэнни, возвращая ей меню. — И моя подруга тоже. Она вчера нагуляла большой аппетит.
Энн не отреагировала. Если она не будет клевать на его подколки, ему скоро наскучит это занятие.
Он торжественно поднял свой бокал.
— Пью за тебя, Энн-Мэри. И этим все сказано.
— Отлично. Значит, завтрак пройдет в приятной тишине, — произнесла Энн, беря кукурузный мини-маффин из корзины на столе.
Никаких сенсаций в отношении Винса Леоне она не сделала. Ей лишь предстояло разобраться в том, что произошло между ними вчера. Она ни о чем не жалела и знала это. Каким бы странным это ни казалось ей самой, ей было приятно делить постель с мужчиной, которого она едва знала, и который, наверное, через неделю уедет. Чтобы разобраться во всем, ей требовалось время.
— Я беспокоюсь за Томми, — повторила Энн, возвращаясь к тому, что ее тревожило. — Я хочу поговорить с ним, но как?
— Тебе нельзя идти к ним, — сказал Фрэнни. — Это чудовище затащит тебя в пещеру, высосет всю кровь и пересчитает твои косточки.
— Я знаю. Но что тогда — ждать понедельника? Вчера он казался таким расстроенным. У меня даже сердце защемило. Кто знает, что ему вбила в голову мать? Она сказала, будто я заставляю Томми поверить в то, что его отец убийца.
— А ты заставляла?
— Нет! Винс попросил меня узнать у Томми, был ли его отец дома, когда пропала Карли Викерс. Что я и сделала.
Фрэнни распахнул глаза.
— Винс считает Питера Крейна у-б-и-й-ц-е-й?
— Ты знаешь, что люди умеют писать? — спросила Энн. — И тогда никто вокруг не сможет подслушать.
— Но они должны разобраться, — громко высказался Фрэнни, недружелюбно косясь на пожилых дам.
— Не знаю, что мне делать, Фрэнни.
— Звони Винсу. Может, у него нет ответа, зато ты всегда можешь пропарить ему мозги.
— Не пытайся меня подбодрить, — сказала Энн, зная его уловки. — Тут настоящая проблема.
— Но я не знаю, как помочь тебе, дорогуша, — признался он. — Я вообще не хочу, чтобы ты связывалась со всем этим.
— Мистер Фрэнни!
К столу весело подбежала одна из воспитанниц Фрэнни. Светлоглазая очаровашка с копной каштановых вьющихся волос.
Фрэнни сразу вошел в роль воспитателя детского сада, сделав удивленное лицо и хлопнув себя по щекам:
— Боже! Это же Кейси! Как ты сегодня? Ты завтракаешь?
— Я уже позавтракала. Я ела блинчики! — Доказательство в виде сиропа осталось на ее личике и руках, которыми она тут же схватилась за руки Фрэнни.