Что ей делать? Что ей говорить, если кто-нибудь спросит у нее, что случилось? Люди скажут, что она должна была забрать его из школы, и решат, что она плохая мать.
Его отец пытался ее успокоить, говорил, что она ведет себя нелепо.
Томми съежился. Отец сделал неверный ход. Он должен был вести себя по-другому. Потому что теперь звук голоса его матери дошел до предельных высот. Он не видел ее из своего укрытия в темноте около лестницы, но представлял выражение лица. Глаза едва не вылезают из орбит, лицо красное, на лбу отчаянно пульсирует вена.
Глаза Томми наполнились слезами, он прижался к стене и обхватил себя руками, представив, что это его обнимает отец и говорит, что все будет в порядке и ему нечего бояться. Вот как должно было быть и чего он хотел. Но этого не случилось.
Теперь его мать жаловалась, что его придется вести к психиатру, и как ей будет стыдно.
— Простите меня, — шептал Томми. — Простите меня…
Иногда он доставлял много хлопот. Хотя и невольно. Он не хотел падать на мертвую женщину.
Очень тихо он поднялся и побрел назад в свою комнату, а там залез под кровать и достал оттуда своего мишку, которого к этому возрасту должен был давно позабыть. Над ним бы стали смеяться и называть его девчонкой или похуже, если бы кто-нибудь узнал, что он до сих пор с ним спит. Но сегодня ему было все равно.
Сегодня, когда его родители продолжали ссориться внизу, а образ мертвой женщины застрял в его голове, ему было одиноко и очень страшно.
Сегодня была ночь для мишки.
Вэнди прижалась к матери, слушая, как она поет песню.
— Тише, деточка, не плачь, мама песенку споет…
Песня была нелепая, но Вэнди не протестовала. Ее мама пела эту песню всю ее жизнь, когда ей было плохо или она боялась темноты. Хотя ей и не нравилась эта глупая песня, ей нравилось слушать мамин голос. Так она чувствовала, что ее любят и защищают.
Они свернулись калачиком вместе, лежа в постели, в ее красивой светлой спаленке с мягкими игрушками и куклами. Свет был мягким и теплым. События дня, казалось, остались далеко позади, будто страшная история, которую она однажды читала, но уже почти забыла.
Конечно, она не забыла. Нет. Просто не хотела думать об этом, вот и все. Не сейчас.
Ей было интересно, думает ли об этом Томми.
— Ты останешься со мной сегодня? — спросила она, глядя на мать. Она задала этот вопрос в тысячный раз. Просто ей хотелось слышать ответ снова и снова.
— На всю ночь, детка.
Вэнди вздохнула.
— Вот бы папа был здесь…
Мать помедлила с ответом.
— Он в Сакраменто, по делам, — сказала она наконец.
— Я знаю, — ответила Вэнди. Они обсуждали это уже миллион раз. — Но мне все равно хочется, чтобы он был здесь.
— Мне тоже, детка, — прошептала мать, крепко обняв ее. — Мне тоже.
Было поздно, когда Дэннис услышал, как домой вернулся отец. Его глупые сестры уже спали, а мать еще не ложилась. Она сидела за столом в кухне, курила и смотрела телевизор. Отец сейчас потребует ужин, несмотря на то, что уже полночь, а она разогреет ему и подаст, потому что это ее обязанность.
Дэннис стремглав бросился вниз по лестнице, влетел в кухню, схватился за спинку стула и остановился, едва не поскользнувшись.
— Пап! Пап! А вы вырыли мертвую женщину?
— Дэннис! — всплеснула руками мать. — Ты же должен быть в постели! У твоего отца был тяжелый день на работе.
Дэннис закатил глаза. Его мать такая глупая. Его отец всегда так говорит.
— Да, вырыли, — устало ответил отец, доставая из холодильника пиво и открывая крышку за кольцо.
— А она сгнила? А скелет уже видно? Или ее раскромсали топором?
— Дэннис! — снова воскликнула мать, на сей раз громче, чем в предыдущий.
Он проигнорировал ее, не спуская глаз с отца. Его форма была слегка помята, но не грязная. А была бы грязная, если бы он откапывал тело сам. Он, наверное, только давал указания. Он ведь слишком большой человек, чтобы копать самому, — не стал бы, даже если бы и хотел.
Дэннис обязательно помог бы отцу, если бы ему позволили остаться. Но отец потерял терпение, потому что он все время мешался под ногами, и велел ему отправляться домой.
Дэннис ужасно разозлился из-за этого, но, с другой стороны, он поехал домой на полицейской машине, а это было круто. Отец не разрешал ему ездить на служебной машине — чтобы он там не устроил бедлам, — так он отвечал те две тысячи раз, что Дэннис просил пустить его поиграть в отцовской машине. Когда Дэннис попросил в две тысячи первый раз, отец потерял терпение. Больше Дэннис не просил.