Энки снова простер руку, давая знаком понять, что хочет говорить:
– Любой сын Унуга, кто посмеет нарушить волю богов и скажет: Нингишзида – не Лу-галь надо мной – да уничтожит Энлиль, обрушив на него свою великую сеть, да опустит на него свою высокую руку и высокую стопу; пусть люди Унуга, восстав против него, низвергнут его в центре города.
– Хе ам! – откликнулись старейшины Унуга.
– Волей ануннаков в городе Унуг будет построен великий дом бога, чтобы милость сыновей и дочерей Ану никогда не иссякла! – объявил Энки. – Город Унуг будет обнесен каменной стеной, что бы враг, не смог причинить ему всякое зло и разорение! Город Унуг получит амбары с зерном и хранилища для чужих привозимых товаров! Каждый из лучших людей станет в Унуге значимым, большим человеком! Каждый получит дело, за которое будет отвечать перед Лу-галем! Унуг станет великим городом, городом над всеми городами! Такова ме города Унуг!
Объявив ме города, ануннаки ушли в дом бога.
После того, как ануннаки удалились, шарт города вышли на улицу и принялись шумно обсуждать услышанное. Простой народ слушал их разговоры и понял лишь то, что наступают другие времена и город ожидает счастливое ме. Но даже этого было достаточно, чтобы начать славить ануннаков, захотевших сделать Унуг главным городом Двуречья. Жители Двуречья всегда считали самым главным город Нибуру, и когда появилась возможность затмить его славой, это было воспринято людьми, как сигнал к великим деяниям.
До поздней ночи люди, разбившись на группы, пересказывали друг другу слова ануннаков и шумно вслух мечтали о славе Унуга.
Через два солнечных круга неизвестно кем были сочинены следующие строки:
Человек во сне мне явился: рост его – точно небо,
Точно земля его рост.
По голове своей он бог,
По крыльям своим он птица Анзуд,
По низу своему – он потоп,
Справа и слева от него львы лежат.
Храм свой построить мне приказал он,
Но замысел его – мне он неведом.
Уту взошел над горизонтом,
Женщина мне явилась: кто она такая?
На голове ее тонзура сверкает,
Золотой стиль в руке она сжимает,
При ней табличка со знамением добрым,
С этой табличкой совет она держит.
Второй явился,
Наделенный властью, лазуритовую дощечку в руке
сжимал он.
План храма набрасывал.
Священная корзина передо мной стояла,
Священная форма кирпичная была готова,
Кирпич судьбы для меня был в священную форму
положен.
Ему отвечают:
Сын Унуга! Твой сон я тебе растолкую!
Человек, что ростом подобен небу, ростом земле
подобен,
По голове бог,
По крыльям Анзуд, по низу потоп,
Справа и слева львы лежат, –
То Энки воистину есть!
Свое святилище Светлый храм построить тебе приказал он!
Уту, над горизонтом взошедший, –
Твой бог Нингишзида! Солнцу подобно,
на горизонте взошел он!
Женщина с табличкой, которую ты видел, –
Это богиня, которой имя не назову…
Поэтическое произведение не отличалось особой стройностью, даже было несколько грубовато, но оно точно характеризовало настроения в Унуге.
***
Три дома бога в Унуге быстро нашли себе применение. Один из них, в Э-Ана остался местом их постоянного ночлега и был назван домом ночи. Дом бога в Кулабе превратился в дом работы, а третий дом бога стал домом тайны. Нингишзида объяснил трем сангу, что все три дома ануннакам очень нужны, только будут служить разным целям. В доме Э-Ана они будут жить, в остальных двух будут управлять страной, и творить заклинания.
Сангу остались довольны таким разделением своих обязанностей и, покинув Нингишзида сразу вступили между собой в спор, какой из их трех домов более важен для ануннаков. Спор закончился ничем, каждый из сангу привел неоспоримые доводы в важности своего дома и они расстались очень довольные.
Нингишзида повелел явиться в дом работы четырем городским каменщикам – мах-шидим и Ушшум-Анна. Когда они все собрались во дворе дома бога, Нингишзида позвал их в дом и приказал поставить перед своими гостями кувшины с сикару. Они расселись на низкие стулья и Нингишзида, обведя всех внимательным взглядом, начал говорить о нуждах Унуга.
Он объяснил, что город начинает большое строительство и они будут назначены мах-шидим. Нингишзида упомянул о крепостной стене, которая будет окружать город и великом доме бога Великой Инанны, который своими размерами превзойдет все, что было построено до этого раньше. Мах-шидим не спешили говорить, они пытались понять, как долго продлиться эта стройка. Наконец один из шидим, самый старший и седобородый по имени Бахина сказал:
– Мудрый, Нингишзида! Это не под силу нашему городу! Я могу сказать, что у нас нет столько рабочих рук и столько кирпича. Даже если все наши шидим и нгеме начнут строить, не прерываясь на сон и отдых, это растянется на три жизни человека.
Остальные шидим одобрительно закивали. Они работали с камнем и глиной много Больших солнечных кругов и понимали, что такая работа очень громадна по своему объему. Лишь Ушшум-Анна никак не обнаруживал свои мысли, ожидая, что Георг-Нингишзида сейчас укажет способ, как выполнить эту работу быстро.
Нингишзида действительно встал и, пройдя в соседнюю комнату, сразу же вернулся обратно. В руках он держал полотняный холст, натянутый на деревянные рейки. На холсте был, выполненный Эрешкигаль, рисунок будущего храма Э-Ана. На рисунке Эрешкигаль изобразила не только храм, но и небольшие фигурки людей, что бы указать размеры будущей постройки и ее великолепие. Рисунок был выполнен достаточно грамотно и красиво. Нингишзида установил рисунок на столе и пригласил жестом мастеров подойти ближе.
Увидев его, шидим долго не могли сказать ни одного слова. Такого они никогда не видели. Сам храм был новой для них формы, и точность рисунка лишь подчеркивала массивность форм, уходящих в небо. Шидим доводилось раньше встречать рисунки, которые они использовали при постройке домов, но они были выполнены схематично и приблизительно. Поэтому они не знали, чему удивляться больше: самому рисунку или нарисованному на холсте храму. Они рассматривали творение Эрешкигаль, покачивая от восторга головами, пока Бахина снова не повторил прежние слова:
– Мое ме будет исчерпано, прежде чем закончится эта постройка. И ме моих детей. И моих внуков. Триста Больших солнечных кругов нам придется возводить это здание, энси Нингишзида, даже если весь город Унуг начнет строить его, бросив все свои дела.
Остальные шидим смотрели на рисунок с сожалением. Им понравился новый дом бога. Но в их молчании слышалось согласие со словами Бахина. Да, это невозможно. Возможно, но долго. Очень долго. Нужно ли делать это?
Когда они все снова расселись на стулья, Нингишзида сказал:
– Этот храм очень нужен Унугу! Без храма городу никогда не быть великим. Где будет находиться божественное ме, которое ануннаки определили Унугу? Дома бога в Унуге не вынесут новое ме, данное городу. Город Эредуг имеет дом бога, который много больше, чем любой из трех в Унуге. Чем же наш славный Унуг хуже?
Шидим с важным видом согласились, что Унуг не может быть хуже какого-то Эридуга. Нингишзида продолжал объяснения:
– Этот храм мы будем строить не одни! Многие города Двуречья будут помогать нам. Они будут присылать кирпич и пришлют людей, которые будут укладывать этот кирпич. Камень мы получим с севера и востока, лес – с Дильмуна.
– Кто же из городов захочет строить храм в Унуге? – полюбопытствовал один из шидим.
– Жители города Ур придут сюда всем народом! – объявил важно Нингишзида.
– Как? Почему? – удивились шидим и даже Ушшум-Анна потерял присущее ему спокойствие.
– Море зальет город Ур, и он на много Больших солнечных кругов останется под водой. Люди Ура придут сюда. Они останутся тут и будут помогать нам.
– Так решил ануннак Энки? – несмело вопросили шидим.
– Ме города Ур давно решена Аном и Энлилем! – пояснил Нингишзида. – Энки-ануннак не может противиться воле высших сил. Когда случиться большое наводнение, город Ур будет снесен водами потопа. Поэтому, работники у нас будут. И другие города нам помогут, если Энки попросит их.