Глаза сангу Шу Гирбубу радостно вспыхнули:
— Если ты, Нингишзида, говоришь правду, то никто из лучших людей нашего города не захочет противится такому Ме. Я видел тебя, когда был еще совсем молодым, но я помню рассказы стариков о тебе. Ты сделал много хорошего для Унуга, люди всегда отзывались о тебе с великим почтением. Но в то время, ты был один и мало мог сделать. Мало кто понимал, зачем ты пытался сломать наши намлулу[44] делая все иначе. Теперь глаза у меня открылись и я ясно вижу, что все, что ты делаешь является правильным. Я могу сказать, что никто из нашего народа не захочет нарушать волю ануннаков. Вот мой ответ.
— Хе-ам[45]! — произнес Нингишзида. — Мне понравился твой ответ сангу, Шу Гирбубу. Через несколько солнечных кругов ануннаки будут через меня говорить с лучшими людьми города.
-
Глава 5
Храмовый прислужник, молодой длинноволосый безбородый мужчина робко вопросил из-за двери, может ли он сообщить ануннакам новости.
Нингишзида подошел к двери и открыл ее:
— Что такое?
— К тебе, господин, пришел человек по имени Ушшум-Анна с сестрой Нисабой. Прикажешь прогнать их?
— Нет, нет, — запротестовал Нингишзида. — Пригласи их сюда, пусть войдут.
Ушшум-Анна и Нисаба почтительно войдя в дом бога, встав на колени, приветствовали Нингишзида и ануннаков.
Ушшум-Анна растолстел, раздался вширь, с тех пор как Нингишзида видел его в последний раз. Теперь он видел перед собой длиннобородого, одетого в дорогие ткани уважаемого тамкара, о чем говорили богатый посох с навершием из ограненного лазурита, лазуритовая цилиндрическая печать на толстой шее на кожаном шнурке и несколько золотых амулетов. Зато Нингишзида в глазах Ушшум-Анна совсем не изменился, и тамкар с видимым удивлением рассматривал внешность вестника ануннаков.
После взаимных приветствий, Нингишзида усадил брата и сестру на расстеленные циновки, которые находились недалеко от входа и сам присел рядом. Ушшум-Анна в полумраке комнаты плохо различал сидевших в дальнем углу в полном безмолвии ануннаков, которые словно специально старались ничем не выдавать своего присутствия.
Тамкар Унуга был явно напуган нежданным и внезапным появлением Нингишзида.
— Отец мой, Нингишзида, — сказал он. — Я сохранил все твое богатство, я не растратил твое имущество, не нанес тебе ущерба.
— Это хорошо, Ушшум-Анна! — важно кивнул Нингишзида.
— Отец мой, я … — замялся в смущении тамкар. — Я выдал замуж Нисабу… Никто не знал где ты. Ты, оказывается, был в э… Кур-ну-ги, так сказала мне сестра. Истекли все сроки твоего возвращения. Она устала ждать. Женщина не может жить без мужчины. Тебе это известно. Не наказывай меня за это. Так поступил бы любой брат, связанный дружбой с сестрой…
Нисаба при этих словах опустила голову, а Нингишзида тихо порадовался, что произошло так, а не иначе. Ему совсем не хотелось жить с седеющей, располневшей женщиной, старше себя на пятнадцать Больших солнечных кругов. Но вслух он не выразил свои мысли, притворяясь, что не разгневан, а опечален. Только сказал:
— Это прошлое, Ушшум-Анна! Значит, такова воля Энмешарра и ме, которое предназначено Нисабе должно было быть исполнено. Скажи мне, тамкар Унуга, каково твое богатство и какая его часть принадлежит мне?
Ушшум-Анна задумался надолго. Нингишзида не торопил его с ответом. Наконец, Ушшум-Анна заговорил:
— Трудно сказать точно. Я знаю, что не меньше половины того, что я имею. Я, отец мой, самый богатый тамкар в городе. Я владею домом, кирпичной мастерской, которая приносит прибыль, полями, садами, стадами скота, амбарами с зерном, медью и строевым лесом, двумя сотнями вьючных онагров. Быстро все это подсчитать невозможно. Если ты только изъявишь желание, то мы все это подсчитаем, и ты всегда сможешь взять себе твою долю, когда захочешь.
Нингишзида благосклонно выслушал его речь и ответил:
— Ты, Ушшум-Анна, хороший тамкар, только ты постоянно забываешь, что не все в этом мире измеряется на зерно и масло. Ты по-прежнему думаешь и поступаешь как тамкар. Но не этого я жду от тебя.
— Чего же ты хочешь, отец мой? — воскликнул, теряясь в догадках Ушшум-Анна и облизал губы. — Чего еще должен сделать я, который имеет правильное Ме те-на[46] тамкара?
— Со мной прибыли в Унуг два ануннака! — объявил Нингишзида. — Они пробудут здесь не малое время. Не знать сикару — не знать радости. Оглядись вокруг. Ты видишь сикару возле тебя?
Ушшум-Анна огляделся по сторонам и ответил растеряно:
— Нет. Не вижу, энси.
— Бедный Унуг! — схватился за голову Нингишзида. — Его посетили ануннаки, а на столе у них лишь чечевица, финиковая каша и вареный ячмень с сушеным мясом! Нет даже сикару, что бы поставить полный кувшин перед своими гостями. Ты, Ушшум-Анна, думаешь, что я не дал тебе сикару специально? Нет! Мне нечего поставить перед тобой! Вспомни, какую пищу, ты ел за моим столом, когда я впервые приехал в Унуг. Теперь мне нечего предложить ануннакам, дом бога оказался беден.
— Я все понял, отец мой! — сказал Ушшум-Анна с облегчением и сразу оживился: — Надо было сразу послать гонца за мной и ничего подобного никогда бы не произошло! Сегодня вечером, до того как Уту скроется за краем земли, я пришлю тебе лучшую еду и буду присылать ее трижды в двадцать четыре доли небесных суток.
Нингишзида спрятал улыбку и энергично закивал:
— Теперь поговорим о моих одеждах и одеждах для ануннаков…
Убедившись, что Ушшум-Анна ждет с вниманием его слов, он сказал:
— На мне наряд тамкара. Но мне он больше не нужен. Я всегда был слугой больших ануннаков и остался им. Мне нужна новая, дорогая одежда, с нашивками из множества пластин синего лазурита.
— О! — Ушшум-Анна округлил губы. — Я не смогу найти столько этого камня, пригодного для того, чтобы сделать из него много пластин. У меня столько нет!
— Но есть другие тамкары. Может у них есть? — продолжал настаивать Нингишзида.
— Я попробую узнать, согласился Ушшум-Анна и с проницательностью, которой всегда отличался, поинтересовался: — Отец мой, как случилось так, что в стране, откуда вы прибыли, не нашлось нужной тебе одежды?
— В Дильмуне я ношу другую одежду, — объяснил Нингишзида и зловещим голосом раздельно напомнил: — Ты не забыл, откуда мы пришли? Из Кур-ну-ги!
Ушшум-Анна торопливо схватился за амулет, а Нисаба поспешила отодвинуться подальше от Нингишзида, которого она представила выползающим из могилы.
— В Унуге и других городах Двуречья, где мы скоро окажемся я и ануннаки не сможем явиться перед людьми в таком виде…
Ушшум-Анна хитро блеснул глазами:
— И другие города? — протянул он. — Кажется, я начинаю понимать!
— И страна Нам! — добавил Нингишзида радостно потирая руки, что служило у него признаком радостного волнения. Увидев знакомый жест, Ушшум-Анна совсем успокоился и вспомнил, что его бывший хозяин берется только за такие дела, которые сулят баснословные прибыли. Ушшум-Анна, чутьем опытного тамкара сразу понял, что намечается какое-то великое торговое предприятие, которое собирался развернуть Нингишзида, и немедленно захотел в нем участвовать, даже еще не зная в чем оно состоит.
— Значит, энси, тебе нужна одежда для ануннаков? — переспросил тамкар, задыхаясь от волнения. — И тебе нужна одежда, расшитая лазуритовыми пластинами? И посохи? И украшения? И короны?
— Корона и украшения только для госпожи, — скромно заметил Нингишзида.
— Я обыщу весь Унуг, но через пять-семь солнечных кругов все будет изготовлено и будет преподнесено к твоим стопам! Я выполню это или меня изглодает проказа!
— Нисаба, — позвал ее Нингишзида, удовлетворенный ответом Ушшум-Анна. — Тебя я тоже хочу предложить стать полезной для города и ануннаков. Позже мы поговорим об этом.
— Благодарю тебя, энси! — откликнулась женщина.
Во дворе дома бога Ушшум-Анна покосился на лошадей и, наблюдая за слугой храма, приблизился к Нингишзида. Он произнес шепотом:
44
44. Намлулу — сообщество людей или племен (народов) в Шумере имеющее общие правила мировоззрения и поведения.