К городу Урук караван судов прибыл ночью, а утром, с восхода солнца, началась разгрузка товаров. Желающих заработать Георгий нашел на причале, и с кораблей быстро был снят драгоценный груз строительного леса. Пересчитав свои бревна, Георгий в присутствии судовладельцев разбил глиняные договора. Так же поступили и торговцы, после того, как Георгий расплатился с ними.
И тут же на пристани нашлись покупатели на товар Георгия, которые устроили настоящий аукцион, покупая оптом от пяти до двадцати бревен зараз.
Наполнив часть сумки и огромный кошель до краев кусочками золота, Георгий повеселел. Правда, не обошлось без курьезов. Один местный тамкар начал покупать у Георгия двух тиниек, посчитав, что они продаются. Он предлагал взамен много лазурита и обсидиан, но ничего не добился. Другой пытался обменять лес на хорошее поле, находящееся где-то в десяти километрах от города.
Георгий, сбыв все, что привез на продажу, остановился в ночлежном портовом доме для проезжих тамкаров вместе с тинийцами. Перекусив вечером нехитрой закуской, он лег спать.
А утром, взяв с собой четырех тинийцев, отправился искать в Уруке достойное для себя жилище.
Город Урук не был наследием Хассунской или Эль-Обейдской культур. От Хассунской культуры его отделяло добрых три тысячи лет, а от Эль-Обейдской чуть меньше четырехсот лет. Но и до становления Урука как крупнейшего города Южной Месопотамии, оставалось еще больше двухсот лет. В Уруке еще не было знаменитых зданий из сырцового кирпича, таких как Белый храм, зиккуратов и прочных городских стен.
Развитие Урука происходило вполне самостоятельным путем. Цивилизация Урука не была изолированной от остальных очагов культуры. Поэтому Урукская культура впитала в себя все самое лучшее из Хассунской и Эль-Обейдской культур. Соединение трех цивилизаций и образовало тот самый начальный Шумер, который мы знаем. А Культура Джамдет-Наср — уже продолжение Урукской культуры Шумеров.
Город Урук или как его называли местные жители Унуг скорее напоминал огромное селение, население которого превышало четыре с половиной тысячи человек. В описываемое время три селения Э-Ана, Кулаб и Унуг так плотно придвинулись друг к другу, что образовали единое целое. Унуг имел пригороды, которые образовывали продолжение города, а вокруг на равнине располагалось больше семидесяти больших и малых поселений, окруженных полями, садами, ирригационными каналами и пастбищами.
В городе и на равнине проживали четыре различных народа, каждый из которых имел свой язык, но доминирующим языком был шумерский, который понимали все.
Два народа были низкорослыми и темнокожими, с широкими носами, толстыми губами и вьющимися волосами. Это были местные аборигены, месопотамские дравиды, жившие тут с незапамятных времен. Третий народ был смуглый, с кудрявыми черными волосами, приземистый. Это были выходцы с севера Месопотамии. Четвертый напоминал древних семитов, высоких, светлокожих, рыжеватых с тонкими чертами лица. Они пришли в Унуг с юга, из Аравийских степей и давно превратились в оседлый народ.
Георгий шел по Унугу, рассматривая дома и прохожих. Унуг представлял собой несколько отделенных, разделенных широкими улицами кварталов. В центре города располагалась городская площадь, на которой в утренние часы происходил торг. К полудню зной достигал своего апогея, и все живое пряталось в тень. К вечеру, когда иссушающий зной спадал, на площади возобновлялся торг и продолжался до темноты.
Город внутри имел преобладающие красно-бурый и серый цвета, по материалу домов из которых они были построены: камень и необожженный кирпич. Не радовали красками и одеяния жителей Унуга, в их одеждах неизменно присутствовали два цвета — грязно-белый и серый.
Георгий выбрал наугад один из кварталов и вошел в него. Поплутав по извилистым улочкам, не превышавшими в ширину двух метров, образованных из каменных и кирпичных заборов, многие проходы которых заканчивались тупиками и напоминали лабиринт, Георгий вернулся на площадь. Там он остановил первого попавшегося ремесленника и спросил его, не продает ли кто-нибудь дом в городе? Ремесленник подсказал, что вдова продает двухэтажный дом и показал, как до него добраться. Дом был виден с рыночной площади и Георгий быстро нашел двери, которые вели во двор. Толкнув дверь от себя Георгий с тинийцами оказался в небольшом дворике. Во дворе дома было углубление, обложенное камнем, и напоминало собой высохший бассейн. Во дворе слева стояла низкая круглая печь для хлеба. Дом был П-образный, все три двери выходили в закрытый двор. Дом производил впечатление не старого и ухоженного.
К Георгию вышла несколько полноватая невысокая стареющая женщина. Георгий осмотрел весь дом, и остался им доволен. Женщина назвала цену, которая устроила Георгия.
Женщина ушла и вернулась с соседями, которые поставили на глине свои печати после хозяйской. Последний прокатал свою печать Георгий. Женщина вгляделась в еще не просохшую глину и вдруг спросила упавшим голосом:
— Откуда у тебя, человек, печать моего мужа? Ты убил его?
Георгий, когда до него дошел смысл сказанного, задохнулся от возмущения. А женщина вдруг пронзительно закричала и продолжала истошно голосить так, что на ее крики сбежались все соседи и случайный прохожие.
А женщина посылала проклятья на голову Георгия, и продолжала кричать не переставая:
— Он убил моего мужа!
Георгия уже собирались схватить быстрые на расправу горожане, но тинийские кейторы окружили его со всех сторон и обнажили клинки. Атлетические тела воинов и сверкающее оружие несколько охладило распаленную толпу. Неизвестно, чем все бы кончилось, но вмешался старейшина-угулу квартала, который быстро утихомирил разбушевавшеюся толпу урукцев и потребовал, чтобы Георгий немедленно предстал перед собранием шарт города.
Красный от гнева Георгий в окружении тинийцев последовал за угулу. Толпа народа, предвкушая интересное разбирательство, бросилась следом к месту суда.
На площади угулу и шарт отобрали трех старшин, которые образовали суд. Шарт-судьи расселись под навесом от солнца и приготовились вершить правосудие.
Седобородый шарт, сидевший в центре, встал и на распев произнес:
— Пусть направит наши мысли Нанше, чтобы мы обратили свой взор и на имущего и бедного, смогли утешить сироту и укрыть вдову. Узнать, кто преступил установленные нормы, нарушил договор, кто подменил большой вес малым, кто съел чужое, не сказав, Я съел это.
И потребовал объяснений.
Женщина, первая выдвинулась вперед, изрекла свое слово, слово гнева:
— Мое шуму — Нунмашда. Я вдова тамкара. Мой муж два солнечных круга назад на корабле уехал в Праутад. Его больше никто не видел. Пропал корабль, пропал весь товар, исчезли все матросы, которые были с ним на корабле. Этот человек сегодня купил у меня мой дом. Но у него оказалась печать моего мужа! Он убил его и завладел печатью!
Георгия вызвали на середину судилища.
— Назови свое шуму! — начали свой допрос шарт.
— Мое имя Георг!
— Кто ты?
— Тамкар из Праутада. Я родился в стране Аурха. Я торгую в землях хурритов, Таоросс и Альси, — ответил Георгий.
— Откуда у тебя печать мужа женщины Нунмашда?
— Я купил эту печать в лавке резчика на пристани в Праутаде.
— Кто может подтвердить это?
Георгий назвал несколько имен Унугских судовладельцев. Шарт посовещались и отправили гонцов искать названных Георгием людей. Потом потребовали от женщины Нунмашды принести образец с оттиском печати ее мужа. Пока ждали посланников, шарт продолжали выспрашивать Георгия:
— Зачем тебе понадобился дом в Унуге?
— Я хочу здесь жить и вести торговлю.