— Почему ты выбрал Унуг?
— А разве этот город плох? — ответил Георгий.
Шарт остались довольны его ответом.
— Чем ты торгуешь в Алаши и Таврошш?
Григорий вовремя вспомнил, про какие товары ему говорил Нептун и стал подробно перечислять их.
— Ты ведешь большую торговлю, тамкар! — заметил один из шарт. — Ты и твои стражи производят впечатление очень богатых людей. Неужели тебе было мало богатства, и ты занялся разбоем и грабежом честных торговцев? И после этого ты явился в жилище убитого тобой человека и пытаешься выгнать из дома его семью?
— Если бы я убил этого человека, — возразил Георгий, — то не стал бы пользоваться его печатью.
— Ответ очень разумный! — заметил седобородый, лысый шарт. — Зачем богатому тамкару пользоваться чужой печатью, если он может легко купить себе их столько, сколько пальцев на руках.
— Может и так, — согласился вполголоса другой, — но мы не знаем, сделано ли это специально?
Тем временем перед шарт предстал один из названных Георгием судовладельцев. Ему объяснили, зачем его призвали на суд и спросили, что он может рассказать.
Судовладелец закивал головой в знак того, что он все понял и сказал:
— Тамкары Унуга впервые встретили этого человека-тамкара с грузом леса. От других тамкаров я знаю, что он — палец свидетеля показал на Георгия — привез лес вообще не имея печати и покупал ее в лавке на причале. Резчик печатей тоже рассказал о странном покупателе — палец опять показал на Георгия — который, не зная хурритского и нашего языков, пытался заказать свою, но не смог объяснить рисунок. Тогда резчик продал ему готовую, сказав, что ее хозяин умер. Но как умер он, я не знаю.
— Значит, он не убивал хозяина печати?
— Резчик сказал, что хозяин печати умер, а не убит, — повторил судовладелец. — Я рассказал вам, шарт, все, что я знаю.
Вернулась вдова Нунмашда, которая принесла глиняный оттиск старой таблички. Шарт начали внимательно рассматривать два оттиска, старый и новый, и о чем-то тихо спорили. Наконец седобородый шарт подняв обе таблички, обратился к народу:
— На этих табличках рисунки очень похожие, но они оттиски с разных печатей! Женщина Нунмашда, твой муж мог заказать в лавке похожую печать, но мы узнали, что он не выкупал ее, и она была не специально, но случайно куплена тамкаром Георг, которого ты обвинила в убийстве твоего мужа! До нас так же дошли слухи, что твой муж умер, а не убит.
За ложное обвинение, которое грозило смертью обвиняемому, ты должна быть наказана: утоплена в реке! Но мы видим, что оттиски печатей имеют сходство и поэтому ты могла легко ошибиться. За это ты наказана смертью не будешь! Но! — седобородый шарт выдержал паузу. — Ты опозорила торгового человека, который хочет жить в нашем городе и заботиться о его процветании. В наказание за то, что ты на половину дня оторвала его от дела, незаслуженно обвинила в преступлении, которого он не совершал, ты заплатишь ему за оскорбление пятьдесят мер пшеницы! Суд окончен!
Женщина, выслушав приговор, зарыдала:
— О горе мне! Мой муж погиб, а несчастья падают на меня одно за другим!
— Нет, нет! — раздался из толпы крик, — суд не окончен!
На середину судилища вышел тамкар, который обратился к суду шарт:
— Я тамкар и вы знаете мое имя. Два солнечных круга назад я дал мужу этой женщины товар, который он должен был продать в Праутаде. Вот договор о выдаче мной товара. Я уже год жду возврата долга и не могу его получить! Сейчас этой женщине Нунмашде назначен штраф в пятьдесят мер пшеницы. Я знаю, что она продала дом, поэтому она должна расплатиться со мной с первым!
Шарт посмотрели табличку и подтвердили слова тамкара:
— Женщина Нунмашда, ты готова вернуть долг этому человеку?
— Я продала дом, я хочу вернуть долг, но у меня не хватит золота и ценностей. Дом стоит на много меньше…
— Значит, — безжалостно заметил шарт, — по закону, ты и твои взрослые дети обязаны перейти в услужение к давшему вам в долг, пока вы не отработаете нанесенные убытки!
— Но тогда моя дочь может стать его наложницей! — вскричала вдова.
— Он имеет право использовать ее как наложницу или заставить выполнять другую работу! — ответил полный шарт.
— Я оплачу тебе остаток ее долга, тамкар! — прозвучал спокойный голос Георгия. — Сколько она должна тебе? Приходи завтра, и ты все получишь сполна. Где ее дом, ты знаешь. Я буду там ждать тебя.
Тамкар согласно кивнул. Женщина Нунмашда с испугом смотрела на Георгия, должницей которого она стала.
— Если все улажено, я ухожу! — произнес Георгий. — Женщина, идем со мной! Я не сержусь на тебя.
— Не все улажено! — прозвучал голос шарт. — Если ты, тамкар, Георг, оплачиваешь ее долг, то женщина Нунмашда и ее взрослые дети переходят в услужение к тебе на время оплаты долга. Решение шарт на глине ты получишь сегодня же!
Народ с площади медленно расходился по домам. Люди между собой тихо переговаривались и гадали, как сложится дальнейшая участь попавшей в долговое рабство семьи.
Возвращаясь в свой новый дом, Георгий думал о том, что неожиданно стал не только домовладельцем, но и рабовладельцем.
Хотя рабовладения в Древней Месопотамии как такового не существовало. Жизнь должника отличалась от рабской доли лишь тем, что хозяин не мог калечить и убить его или продать на чужбину. А еще долговое рабство было ограничено сроком, если сумма была не очень велика.
Вдова, роняя слезы, шла за Георгием.
Глава 3
Из дневника Бориса Свиридова.
02 сентября 2064 года. В шумерском языке есть слово кур, что обозначает гора. Но это слово также обозначает чужая страна. Шумер — большая равнина, даже низменность. Никаких гор там нет. А в древнешумерском эпосе рассказывается о том, что На горе земли и небес Ану зачал (богов) ануннаков. Это свидетельствует, что божества Шумера — ануннаки, не исконно местные боги, а пришельцы.
Суд, который для Георгия закончился благополучно, принес ему славу и известность в Унуге. Два солнечных круга все в городе только и говорили о судилище и тамкаре Георге.
Сам Георгий ночевать в купленном доме не остался, но рано утром уже был там. Утром, заплатив пришедшему тамкару долг Нунмашды, он получил в свое владение трех слуг-рабов.
Кейторы-тинийцы не стали переселяться в новый дом Георгия. На пристани их ждало судно, которое следовало на юг, в сторону города Ура.
Георгий, молча, походил по двору, остановился у куполообразной печи, в которой пекли хлеб, рассмотрел глинобитный забор, отмечая про себя, что его нужно обновить. Нунмашда, ее сын и дочь стояли поодаль все вместе и тоже в молчании ждали, что скажет им их новый хозяин. Наконец, Георгий подозвал их к себе, и, показав глиняную табличку, сказал:
— Вы мои должники и теперь служите мне.
Нунмашда низко опустила голову. У нее были красные, опухшие глаза, скорее всю ночь она проплакала. Ее сын, высокий для жителя Месопотамии, молодой длинноволосый плечистый парень лет двадцати, стоял перед Георгием, стараясь не показывать свои эмоции на лице. Георгий уже знал, что его зовут Ушшум-Анна. Дочь Нунмашды, по имени Нисаба, семнадцатилетняя девушка с тонким станом, чистым красивым лицом и светло-карими глазами, испуганно следила за действиями Георгия.
— Теперь определим ваши обязанности, кто и чем будет заниматься. Нунмашда, ты, как и раньше, будешь готовить пищу и печь хлеб. Ты, Ушшум-Анна, будешь ходить на утренний торг, и покупать там различную еду. Когда мне будет нужно, будешь сопровождать меня по городу. Ты, Нисаба, будешь учить меня вашему языку, и помогать Нунмашде в работе по дому.
Одна комната на втором этаже будет моей спальней. Вы все можете ночевать в доме, где захотите.
— Я могу остаться в своей комнате на втором этаже, господин? — робко спросила Нунмашда.
— А почему, женщина, ты спрашиваешь это? — задал вопрос Георгий, наморщив лоб.
— Я жила всегда на втором этаже… Первый этаж занимали слуги, — смущенно ответила она.