У въезда в Новогрозненское — рынок. Бегают дети. Толпа, женщины. В киосках — почти московских — сникерсы и пепси. Здесь — мир. Всего в полукилометре от войны.
Новогрозненское — селение между двумя блокпостами, где еще за несколько дней до нашего приезда, до того, как их перевезли в горы, находились новосибирские омоновцы, плененные под Первомайском.
Обычный поселок, в котором ничто не напоминает о войне. Кроме одного: именно здесь намечена встреча и переговоры о судьбе пленных с Асланом Масхадовым.
Я думал увидеть окопы, посты, вооруженных до зубов боевиков, услышать: «Стой, руки вверх! Буду стрелять!», рассчитывал испытать наконец-то чувство опасности от прикосновения к происходящему. Да ничего подобного! Поселок как поселок, люди как люди, дороги как дороги, машины как машины, жизнь как жизнь. Только встречи неожиданные.
Бывший зоотехник, а ныне полевой командир Насир Хаджи представляет парня:
— Это Ибрагим. Он провел операцию по разблокированию Первомайского. Расскажи, Ибрагим… — И тут же мне: — Он у нас парень скромный. Не любит говорить.
Здесь есть свои Матросовы и Зои Космодемьянские, свои Рокоссовские и Жуковы. Здесь те, кто борется с федеральными войсками. То есть с нами. С нами, с нами. С кем «с нами»?..
— Когда ваши окружали Первомайку, а их там было семнадцать с лишним тысяч человек, а наши… — говорит Ибрагим, знаменитый полевой командир… И тут же: — Наши, ваши… Все были одними, а тут вдруг…
И дальше о том, как они уже планировали взять еще один поселок, чтобы обменять группу Радуева на очередных заложников, как лихо бились его ребята, как прорвали они кольцо окружения. В его голосе уже слышен азарт победителя над мощной барсуковской армией, как вдруг — опять о том же: как же так случилось, что мы стали врагами — я, русский, и он, чеченец?
— Когда погибает один наш боец, у нас трагедия, а у вас целый батальон гибнет — и все спят спокойно. Ребят ваших жалко. С контрактниками мы беспощадны, а этих пацанов…
Верить ему? Не верить?
Верить ли в то, как заботливо относятся к нашим пленным, или списать все на обычную пропагандистскую игру? Не знаю, не готов ответить… Но животное и человеческое всегда уживается в людях. И здесь уже не до их национальности.
Армейский майор всего в полукилометре от Новогрозненского, где гуляют, перекидываются новостями знаменитые дудаевские боевики, рассказал мне, что день назад задержали пятнадцатилетнего чеченского пацана, который продавал солдату водку, разбавленную клофелином. «Задержали — и что? Думали обменять, а потом решили — черт с ним, пусть идет на все четыре стороны».
Есть и это. Есть и то, и другое. Кровь и зверства, герои и подонки. Но над всем этим — деньги.
Позже, возвращаясь в Москву, услышал от своего коллеги, депутата Госдумы Гамида Гамидова:
— Радуев сказал мне: «Кажется, что у Барсукова и Дудаева один хозяин. И он сидит в Москве».
Я прошу прощения у коллеги, что передаю наш личный разговор, но ведь то же самое я слышал от многих и многих во время этой командировки. Все — и федеральные офицеры, и дудаевские боевики — уверены, что за этой войной стоят колоссальные финансовые интересы. И даже тогда, когда одни говорят о независимости, а другие не могут понять, чего же хочет от них Кремль: разить всех чеченцев или уйти отсюда, — все вместе утверждают, что больше такой дикости и чуши, таких грязных игр допускать нельзя.
Ну ладно… Об этом и так все знают.
Итак, воскресенье.
Сидим у Аслана Масхадова. Сначала всей делегацией. Потом — один на один.
— Поезжайте в Москву. Скажите там, чтобы Москва отдала наших бойцов, — услышал я от Масхадова. Буквально за несколько минут до этого в тесной комнатке дома у въезда в Новогрозненское я увидел матерей и жен бойцов новосибирского ОМОНа и понял, что наша миссия — возвратить пленных — скорее всего сорвется.
Но мы ехали не только для того, чтобы возвратить нескольких. Нам хотелось освободить всех. И наших. И не наших. Бывших наших. Будущих наших, если они захотят снова быть вместе с Россией.
— Нет, — сказал мне Аслан Масхадов, — больше просто так отдавать никого не будем. Хватит. Мы и так уже много отдали. Наши условия — обмен всех на всех.
— Но ваши боевики, захваченные в Первомайском, являются террористами… По российским законам. И не только по российским.
— Для вас они террористы. Для меня — это мои бойцы.
— Скажите, — спросил я Аслана Масхадова, — действительно ли Радуева отдают под суд за нападение на Первомайск?