Выбрать главу

Кто же тогда были чеченские участники видеошоу, один к одному напоминающего знаменитые кадры из фильма „Мертвый сезон“? Кто скрывался за этими масками? Почему от них мы не услышали ни слова? Только увидели картинные объятия „масок“ с Андреем, которые, по замыслу авторов сюжета, должны были доказать всем, кто их посмотрит: отдали нашего, отдали боевика.

Это то, что меня как человека, уже двадцать лет занимающегося расследованиями, смутило прежде всего.

Но теперь — ко второму: от логики житейской — к логике политической. Кем же должен был предстать перед страной российский гражданин, работающий на радиостанции „Свобода“? (А сколько российских граждан работают сейчас в иностранных фирмах? О тех же, включая высших должностных лиц и членов их семей, кто имеет миллионные вклады в иностранных банках, я даже не говорю. Это другая песня.) Кем-кем… Пытаюсь найти определение… Нашел: „литературным власовцем“.

В теленовостях один за другим выступают высокопоставленные лица российской политики. Министр обороны Сергеев: „Я бы обменял сотню Бабицких на трех наших солдат“. Министр внутренних дел Рушайло: „Он попросился обратно к своим — его и отпустили“. Первый зам начальника Генерального штаба Манилов: „Откуда он пришел — туда и ушел“. И, наконец, вот что ответил и. о. президента Владимир Путин на вопрос о том, как бы он поступил на месте Бабицкого (это было в пятницу, на полузакрытом брифинге для журналистов): „Как настоящий патриот, я бы не пошел на этот обмен“.

Да, ребята-демократы…

Не ручаюсь за точность цитирования, но ручаюсь за смысл сказанного: Бабицкий — это что-то вроде Басаева, только поменьше…

Но письмо самого Андрея Бабицкого (вот оно передо мной) я процитирую дословно:

„Желая оказать содействие Комиссии при президенте по освобождению насильственно удерживаемых военнослужащих, я даю согласие на участие в моем обмене на российских военнослужащих при посредничестве полевого командира Турпалаали Атгериева. Хочу подчеркнуть, что не имею ни малейшего сомнения в собственной невиновности, а потому мое решение продиктовано исключительно желанием оказать помощь в освобождении военнопленных. Обязуюсь, со своей стороны, понимая гуманную направленность работы комиссии и целиком разделяя ее цели, никоим образом не предпринимать действия, порочащие ее репутацию. Уверен, что со стороны Турпалаали Атгериева таковых действий предпринято не будет и он в своих предложениях будет руководствоваться соображениями гуманности“.

Перечитываю письмо Андрея еще и еще раз и вдруг впервые замечаю деталь, мимо которой проходил: дату, которой помечено это письмо.

21 января!

16-го он был задержан. Несколько дней о нем не было ничего слышно. То есть в день написания этого письма он еще содержался на фильтропункте (в следственный изолятор он был переведен только 26-го).

Господи!

Еще не было никакого международного скандала. Еще не вмешался и. о. президента, еще не был направлен туда следователь по особо важным делам Генпрокуроры да и сам Генпрокурор еще не стронулся с места. Еще не было нелепого обвинения в краже иконы за десять рублей!

То есть еще ничего не было, а операция уже была подготовлена. Операция, в которой Андрею Бабицкому была предназначена его собственная роль.

Все это время нам врали, обвиняя журналиста Бабицкого в сотрудничестве с террористами, втаптывая в грязь его имя. Может быть, и международныйскандал понадобился для того, чтобы чеченские лидеры поняли: подобный обмен на трех солдат-пацанов будет равноценен.

А потом — неведомые чеченцы в масках и — путь в неизвестность, под улюлюканье тех, кто и направил его на этот путь.

Не знаю, кто и как говорил с Андреем Бабицким на фильтропункте, не могу представить себе, что чувствовал сам Андрей, когда писал это заявление в Комиссию при президенте по освобождению насильственно удерживаемых военнослужащих (заявление это в комиссии так и не было получено), да и с самим Андреем мы никогда не пересекались ни в мирных, ни в военных командировках.

Но в одном уверен: Андрей Бабицкий искренне откликнулся на просьбу спасти пленных ребят. Он — мужественный и честный журналист. Ведь именно он — вспомните! — был одним из немногих, кто сам себя сделал заложником и в самой буденновской больнице, и в автобусе, который вез террористов из Буденновска, да и Черномырдин говорил тогда с Басаевым по телефону Андрея Бабицкого. (Жириновский, между прочим, показался в Буденновске перед телекамерами, но и близко не подошел к самой больнице, — не потому ли сегодня он так охотно принимается Кремлем в ранг „патриотов“.)