Он отстранился и принялся рассматривать ее на расстоянии вытянутых рук.
— Ты все такая же красивая, как в день нашего расставания. Это ведь было ужасно давно!
— Так и есть, — кивнула она. — Почти пять лет назад.
— И наконец мы снова встретились, — ответил он, отпуская ее.
Вероника пригляделась к нему. Фредди не изменился, хотя теперь, когда он улыбался, у глаз собирались морщинки, а между бровей проступали складки.
— Не могу поверить, что ты здесь, — сказала Вероника.
— Правда? А ведь я написал Берти и сообщил, что скоро буду. Или, точнее, ответил на его настойчивое приглашение.
— Я в первый раз об этом слышу. Он мне ничего не говорил.
— Странно. Может, он решил, что я не приеду.
— Но ты здесь, — улыбаясь, заметила Вероника.
Фредди кивнул и спросил:
— Кто-нибудь поможет мне с чемоданами и прочим?
— Боюсь, что нет. Мы уже упаковали и отправили в Лондон все вещи. До отъезда с нами остаются только повариха и горничные Ребекка и Анна; последнюю ты видел. Через несколько дней мы окончательно съезжаем. Оставшиеся вещи погрузят специально нанятые люди. Может, я сама помогу тебе поднять чемоданы?
Фредди засмеялся:
— Ни в коем случае. Как-нибудь справлюсь. Берти велел мне вывезти все из Тайнхема на тот случай, если военные решат порыться в моих вещах, пока будут хозяйничать в доме. Но я прихватил только пару чемоданов: вряд ли здесь после меня много чего осталось.
Вероника как никто знала, насколько верно последнее высказывание Фредди. Несколько лет назад Берти избавился от малейших следов пребывания брата в доме, как будто Фредди никогда и не существовало. Альберта снова со всей силой накрыла странная смесь ненависти и неуместной ревности, которую он всю жизнь испытывал по отношению к младшему брату. Вероника не понимала, зачем Берти вызвал Фредди в такую даль ради каких-то вещей. Берти наверняка знал, что их в поместье почти не осталось.
— Я поживу в своей старой комнате?
— Я… я не уверена, готова ли она. Мне не сообщили о твоем визите. Почти вся мебель уже в Лондоне или на складе.
Фредди мягко опустил ладонь на ее руку, и Вероника проследила за ней взглядом. Дыхание у нее замедлилось. Фредди всегда действовал на нее успокаивающе. Посмотрев на часы, он убрал руку и хлопнул в ладоши:
— Я могу рассчитывать на ланч и что-нибудь покрепче? Провел в дороге чертову кучу времени. В поездах стало невыносимо: толпы солдат и матросов. Мне пришлось стоять почти весь путь от Лондона.
Пока Фредди выгружал свои чемоданы из экипажа и расплачивался с возничим, Вероника пошла справиться, сможет ли повариха быстро собрать поесть. К моменту скорого отъезда почти все, что росло на огороде, было выкопано. Берти возмущало, что им приходится оставлять дом: он считал, что они уже и так слишком много сделали для страны. Пусть армия сама выращивает для себя еду, рассуждал он. Берти не собирался оставлять солдатам ни крошки. Веронику возмущал его непатриотичный настрой, особенно если учесть, что рагу, которое повариха готовила в последнюю неделю, по большей части не съедалось и приходилось его выбрасывать. Но Вероника понимала: стоит завести разговор об этом, как последует реакция, которую ее мать называла «неприятным поведением, недостойным упоминания».
Вероника задумалась о матери. Поначалу ей приходила в голову мысль сбежать к родителям, но она быстро отогнала ее прочь и предпочла рассчитывать только на себя. Миссис Хэнбери боготворила Берти. Она так и не привыкла называть его по имени, обращаясь к своему зятю, члену парламента, исключительно «сэр Альберт». Титул грел ей душу и производил впечатление на партнеров по бриджу в клубе. Однажды Вероника робко попыталась пожаловаться матери, что Берти пристрастился к выпивке и частенько распускает руки, но миссис Хэнбери велела ей никогда больше об этом не упоминать. Тогда Вероника поняла, что сама сделала выбор и придется за него и отвечать.
Берти не всегда был таким. Поначалу его жестокость проявлялась настолько исподволь, что Веронике не стоило труда закрывать на нее глаза. Постепенно, в течение первых месяцев их брака, сразу после медового месяца, Берти становился все более молчаливым и угрюмым. А Вероника, как было очевидно ей самой, отчаянно пыталась разговорить мужа. Может, это и толкнуло его на крайности. Ей неоднократно приходило в голову, что она раздражает Берти. Но когда у нее начинали закрадываться такие подозрения, она сразу же обвиняла себя в сумасшествии.