Фредди встал и бросился было к ней, но остановился в нескольких шагах. Однако, как только по щеке Вероники покатились слезы, она оказалась в его объятиях.
Фредди прижимал ее к себе, пристроив подбородок поверх ее макушки, а Вероника рыдала у него на груди, заливая слезами рубашку. Те несколько драгоценных мгновений, пока ее голова покоилась у него на груди, Веронике казалось, что ничего не изменилось: будто не было пролетевших лет, будто их с Фредди не разметало в разные стороны. Потом она смутилась и постаралась унять слезы, но у нее ничего не вышло. Тело содрогалось от рыданий. Фредди продолжал обнимать ее, не пытаясь выяснить причину слез, за что Вероника была ему благодарна. Она не могла признаться ему. Не сейчас. Разве что позже, если ей удастся сбежать от Берти, но и тогда она не могла представить, что сумеет кому-нибудь открыться.
Она медленно отодвинулась от теплой груди Фредди и вытерла лицо. Фредди посмотрел на нее, и Вероника почувствовала, как у нее забилось сердце. Он ничуть не изменился: по-прежнему такой родной, хоть и минуло столько времени. Их молчание было насыщено чувствами, а взгляд Фредди выражал теперь не столько беспокойство, сколько боль. Веронике тоже было тяжело.
Повариха ударила в гонг, приглашая на ланч. Вероника услышала, как мимо Синей комнаты прошуршала Анна, готовясь прислуживать за столом. Вероника отшатнулась от Фредди и заметила мокрое от ее слез пятно у него на рубашке возле ключицы.
— Прости, — пробормотала она. — Сама не пойму, что это на меня нашло.
Фредди пристально смотрел на нее, однако Вероника старательно избегала встречаться с ним взглядом.
— Ланч, — произнесла она неестественно бодрым голосом и вышла из комнаты.
Пока Анна поспешно накрывала на стол и подавала еду, Вероника попыталась завести с гостем светскую беседу, чтобы как-то сгладить происшествие в Синей комнате.
— С тех пор как мы получили предписание съезжать, у нас тут царит полный раздрай. Мы в невероятной спешке упаковали вещи и отослали их в Лондон. Конечно, нам повезло, что у нас есть дом в Лондоне, нам хоть есть куда податься. — Вероника сама слышала, как фальшиво звучит ее щебет.
— А куда денутся остальные жители деревни? — поинтересовался Фредди.
— Тех, кто не поедет жить к родственникам, расселят в окрестностях Пербека, — объяснила Вероника. — До окончания боевых действий. Пока сельчане не смогут вернуться.
— Им это не понравится. Многие семьи живут здесь поколениями.
— Ваша семья тоже жила здесь очень давно, — возразила Вероника.
— Пожалуй, да. — Фредди огляделся, но, похоже, его не слишком тревожила перспектива реквизиции отчего дома. — Я больше не чувствую себя частью поместья, — пожал он плечами. — Вот уже много лет. — Он внимательно посмотрел на Веронику, но, стоило ей открыть рот, он спросил: — Вино есть?
Анна вышла и появилась снова с бутылкой красного вина. Она не могла справиться со штопором, и тогда Фредди улыбнулся и мягко забрал у нее бутылку.
— Ничего страшного, я сам, — сказал он. Анна с благодарностью склонила голову и вышла из столовой.
— Анна не привыкла прислуживать за столом, — пояснила Вероника. — Она моя горничная. Все лакеи-мужчины ушли на войну. — Веронике неприятно было говорить, что сразу после объявления войны, буквально в тот же день, дом покинули все до единого мужчины, будто не желая и минуты оставаться здесь.
Фредди кивнул.
— Как поживает Берти? — спросил он.
Вилка застыла на пол пути ко рту Вероники.
Фредди воткнул штопор в пробку и начал его крутить.
— Отлично, — небрежно обронила она, а потом тихо добавила: — Когда ты видел его в последний раз?
Ей показалось или Фредди действительно сжал зубы? Он разлил вино по бокалам и резко бросил:
— На вашей свадьбе.
Вероника удивленно подняла брови. На их свадьбе. На свадьбе, о которой она не желала больше никогда вспоминать.
— С тех пор вы не виделись? Почти пять лет? Не может быть.
Фредди пожал плечами:
— Мы, конечно, разговаривали. Не часто. Он боится, как бы я не напортачил на заводе. Но общались мы… нерегулярно. Годы шли. И вот мы здесь. Пять лет спустя, когда деревню реквизируют и твой дом забирают.
Вероника посмотрела в сторону на темные деревянные панели, с которых были сняты картины.
— Это не мой дом, — тихо произнесла она.
Значит, Фредди ничего не знает. Он не имеет представлениям том, во что теперь превратился Берти, насколько он изменился. С другой стороны, Вероника не исключала, что сама заблуждалась: может, он всегда был таким агрессивным и злобным.