— Как вы, миссис Харрис, могли знать, что ваш муж не пьян? — спросил он.
— Он… не был. Он был совершенно трезв.
— Вы только что нам сказали, что никогда не видели мужа пьяным. Как же тогда вы могли судить об этом по его виду?
— Ну, он… он не терял равновесия, или… я видела слишком много пьяных, чтобы не суметь их отличить.
— Конечно, он не терял равновесия — судя по тому, что произошло в ресторане. Однако мужчине достаточно умеренного количества спиртного, чтобы начать задирать других, или же он мог выпить до того. Поскольку вы не были рядом с ним, как вы могли знать?
— Я… я совершенно уверена, что…
— Миссис Харрис, какое оскорбительное слово использовал мистер Харрис в отношении вашего мужа?
Публика в глубине зала захихикала.
Патриция теребила муфту.
— Я не хочу это повторять…
— Оно так скверно? Или вы просто забыли?
— Нет, ваша честь, не забыла. Если нужно, я могу написать.
— Она напишет, если сочтёте нужным, мистер Прайор.
Мистер Прайор на этом не настаивал.
— Вы хотите вернуться к мужу?
— Нет.
Судья взглянул на неё, склонив на бок голову.
— Нет?
— Определённо, нет.
— А вы уверены, что даёте показания не с целью достичь примирения?
— Определённо, не с этой целью.
— И вы по-прежнему дружелюбно настроены к мистеру Поулину?
— Да.
— Не кажется ли вам, что выступить таким образом означает причинить ему некоторый ущерб?
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Не говоря уже о вашей собственной репутации?
— Я лишь могу сказать правду, ваша честь, одну лишь правду. Между мной и мистером Поулином никогда ничего не было. Желания возвращаться к мужу у меня нет. Я совершенно этого не хочу. Но я также не хочу видеть его заключённым в тюрьму за то, что лишь отчасти его вина.
— Ну, разумеется, — сочувственно произнёс судья. — Мистер Прайор, у вас ещё есть вопросы?
— Нет, ваша честь. Но я настаиваю на том, что показания этой женщины бесполезны. Она не показала нам ничего, что уже не было бы признано, и не опровергла ни единого заявления обвинения. Во всяком случае, на ход дела это никак не влияет.
— Вы можете покинуть место свидетеля, миссис Харрис, — сказал судья.
Патриция пообещала встретить Неда Поулина после слушаний и провести с ним оставшееся время. Но когда, наконец, все закончилось, она бы с радостью нашла предлог, чтобы сразу же вернуться домой. Ей казалось, что всегда, когда она свидетельствовала в суде, её показания вредили тем людям, чьи интересы больше всего совпадали с её собственными.
Но Нед Поулин, каковы бы ни были его чувства, ждал её, когда они вышли из зала суда, и через несколько мгновений провел мимо любопытствующей публики к ожидающему ландо с закрытым верхом.
Они сели в экипаж и уехали.
Между ними повисло долгое молчание. День выдался необычайно теплый и солнечный для этого времени года, около двадцати градусов. Как в августе, если бы не косые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь деревья и отбрасывающие длинные тени на пыльную дорогу.
В конце концов, Нед больше не мог сдерживаться.
— Отпущен на поруки с обязательством не нарушать порядок двенадцать месяцев! — взорвался он. — Вот что получается, когда тебя судят местные судьи. Закон заботится о своих, и в этом его суть. Если бы на скамье подсудимых был я, то никогда бы не получил меньше двадцати восьми дней тюрьмы.
Патриция откинулась назад и смотрела на медленно проплывающие мимо переулок, дерево и реку.
— Это была моя вина, — сказала она.
— Я не о себе забочусь, — произнес он, — но кажется, зря ты свидетельствовала в суде. Я удивился, что ты вышла из суда с этим мистером Мэем. Я не очень-то в этом осведомлен и не берусь утверждать, что они в любом случае повернули бы всё в пользу твоего мужа или что твои показания все изменили. Но ты знаешь, что теперь будут о тебе болтать…
— Нет.
— Значит, о нас. Скажут, что мы с тобой…
— Я знаю, знаю, знаю! Какое это имеет значение? — неожиданно раздраженно бросила она. — Какая разница, что скажут недалёкие люди? — Патриция была вся на взводе. — Я ничего не могла с этим поделать. Я не сильна в интригах, особенно, если мне это выгодно. Я не хотела вытаскивать его, но было бы несправедливо принимать во внимание только одну сторону истории, а вы оба слишком деликатны, чтобы вовлечь в это меня. Разве ты не видишь? Я не могла это допустить. Я бы всю жизнь была перед ним в долгу. В том, что произошло, ты виноват не меньше, чем он, и моей вины тоже немало. Я должна была сказать правду. Сейчас уже все известно. Он свободен, и всё закончилось. Давай не будем об этом говорить. Забудь это. Забудь.