- Сможешь ли ты забыть ее? – Ева посмотрела мне в глаза. Я отрицательно покачал головой. – А хотя бы полюбить меня? Вольф…
- Поживем – увидим. Ты мне не безразлична, поверь. Даже больше чем просто не безразлична. Но любить другую так же, как Ангелику, я не могу, извини. Мы еще поговорим о наших отношениях, но когда тебе станет лучше. А сейчас отдыхай, хорошо? – я поцеловал ее в лоб. – Я еще приеду. Извини, времени очень мало.
«Ева, милая, зачем ты это сделала? Ты так хочешь быть похожа на Гели. Зачем?» - подумал я, вспоминая Еву. Такая же походка, та же прическа, те же духи, почти такие же наряды…
Точно такое же ранение…
Но Еву спасли. А Гели погибла.
Не спасли.
Не успели.
Не поняли.
Не знали…
9 ноября 1938
Я просматривал газеты. Конечно, можно было бы поручить это кому-то, но вряд ли сотрудник будет делать это с таким же вниманием.
Я наткнулся на статью об изнасиловании молодой девушки. Там говорилась, что девушка была изнасилована сотрудником полиции, который получил два года тюрьмы. Я взглянул на фотографию девушки, зачем-то помещенную в газете: «Бедный ребенок, ей всего шестнадцать» - подумал я: «Мало того, что с ней сделали, так еще и на всю страну опозорили!». Я вызвал секретаря:
- Что скажете о статье? – поинтересовался я. – Легко отделался, правда? – я уже знал, что делать дальше.
- Говорят, она спровоцировала его, - а вот этого ответа я не ожидал!
- Спровоцировала, говоришь? Интересная версия, - я посмотрел ему в глаза: парень двадцати пяти лет. Молод, но я думал, что уже умен. – И как же она его спровоцировала?
- Меня там не было, - он пожал плечами. – Но, думаю, обычные женские штучки. Глазки построила, юбочку покороче одела…
- Глазки, ножки, - я ударил кулаком по столу. – А он кто, животное? Он не может справиться со своими инстинктами? Раз ему строят глазки – значит надо напасть, ты так считаешь? Знал бы ты, сколько женщин каждый день строят мне глазки. Но почему-то я не затаскиваю в постель каждую из них! – я бросил газету секретарю. – Расстрелять! Готовь приказ, в статье есть все данные.
- Но он давний член партии…
- И что? Я не собираюсь терпеть в партии таких сволочей как он! Выполняй! Я лично проконтролирую!
Секретарь удалился. Что ж, кое-что я уже сделал.
Надо будет отредактировать соответствующие законы. Но это позже, когда я разделаюсь с более важными делами.
«Сегодня все должно решиться» - подумал я.
Этого дня я ждал семь лет, последние три года – с особым нетерпением. Мы немного затянули, но нужен был повод. Не мог ведь я на всю страну объявить, с чего именно хочу начать уничтожение евреев. Нет, пусть это будет небольшой тайной.
«Да и люди уже успели забыть, что случилось в тридцать первом. Думаю, им не следует напоминать об этом. Иностранные газетенки снова начнут свою истерику. Я и так даю им неплохой повод…»
Я отложил газету. Гиммлер обещал лично доложить мне, когда подготовка будет закончена, но его все не было…
Наконец-то Гиммлер приехал.
- Хайль Гитлер! – приветствовал он меня.
- Гиммлер, не нужно формальностей, - жестом я предложил ему сесть. – Что у тебя?
- Все решено. Вот, здесь примерный план. Но мы делаем ставку на толпу, а она, как известно, не предсказуема, - Гиммлер показал мне папку с документами. Я лишь бегло просмотрел их: спонтанно, значит спонтанно.
- Народ верит в то, что все это – месть за смерть Эрнеста?
Гиммлер усмехнулся:
- Народ, в большинстве своем, пока и не знает, - он помедлил. – Штурмовики, конечно, думают именно так.
- Отлично. Никто не должен пока знать, что это – только начало их конца. Штурмовиков предупредили, чтобы они не особо-то применяли оружие?
- Конечно, - ответил Гиммлер. – Хотя я и не понимаю смысла этого.
Похоже, он и, правда, не понимал. «Странный человек этот Гиммлер: он боится крови, и в то же время не против человеческих жертв» - подумал я.
- Как всегда: иностранные газетенки должны видеть бунт и погром, а не массовые убийства. Не нужно пугать людишек. Пока не нужно.
Мы обсудили детали плана и возможные повороты событий. Я дал несколько рекомендаций:
- Но решения вы принимаете сами. Я в эту ночь буду слишком занят, - мое воображение уже рисовало предстоящее событие. – Иногда я думаю, что нужно было сделать это сразу.
- Ну почему же? Мне кажется, все идет по плану.
- Да, ты прав. Но они уже ждут смерти – своего избавления. А я хотел бы дать им надежду, чтобы потом отобрать ее. С другой стороны, пара экспериментов им не повредила.
Мы пожали друг другу руки и попрощались. Гиммлер был одним из немногих, кто знал истинную причину предстоящего погрома. «Если уж я смогу расквитаться за все, пусть и штурмовики порадуются» - подумал я, еще раз пересмотрев план. Если будут действовать правильно – никто ничего не заподозрит. Начнут импровизировать – получится обычный погром, тоже ничего.
Нет, это событие нельзя испортить!
В штаб мы приехали к вечеру. Мне хотелось, чтобы это событие завершило день: я просто не имел право отвлекаться на мелкие проблемы. Я слишком долго ждал этого момента, чтобы думать о чем-то еще.
- Хайль Гитлер! – приветствовали меня два офицера.
- Зиг Хайль! – ответил я им.
- Все готово, мой фюрер! – доложил мне один из них.
- Спасибо, Герман. Будьте наготове, если вдруг мне понадобится помощь, - Герман и Отто уже давно были моими сторонниками. Они были среди тех штурмовиков, которые не позволили журналистам приблизиться к Гели тем сентябрьским утром. – Отто, ты тоже не отвлекайся. Надеюсь, морфий у тебя с собой?
- Так точно! – ответили мои партийные товарищи, уже почти друзья.
Я вошел в соседний зал, предназначенный для пыток предателей. Конечно, об этом зале было не принято говорить: еще слишком рано показывать то, на что мы способны.
В зале были четыре камеры, точнее четыре клетки: считалось, что смотреть на боль других бывает страшнее, чем испытывать ее самому.
Две клетки были пусты. В двух других меня ожидали мои враги: Элен и сам убийца. Его я видел впервые.
Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: передо мной типичный еврей. Его черные, как смола, волосы были спутаны, борода успела отрасти. Он был очень похож на того еврея, с которого началась моя ненависть к их народу.
А разве я мог сомневаться, что увижу именно это? Кто еще, как не тип вроде него, мог причинить боль моему ангелу?
Я взглянул на Элен. «За последние годы она очень постарела» - подумал я. Хотя, чему удивляться? Наверняка причина этого – та самая пара экспериментов, о которых говорил Гиммлер.
- Отто, развяжи ее! – Отто вошел в камеру Элен и развязал ее руки. Кляп она сняла сама.
Впервые за долгие годы я посмотрел ей в глаза. В глаза предательницы. Убийцы.
- Я доверял тебе, - я хотел казаться спокойным.
- Я ошиблась! Они уговорили меня, предложили то, от чего я не могла отказаться! – она плакала. Похоже, она не притворялась.
- Что же стоит больше, чем жизнь человека? – Элен закрыла лицо руками. Нет, так не пойдет! Я хочу видеть ее страх! – В прочем, меня это не интересует. Ну-ка, посмотри на меня!
Она посмотрела мне в глаза. Затравленно и испуганно, как какая-нибудь забитая дворняга. После она упала на колени:
- Прошу, не убивайте меня! Я не хочу умирать…
- Гели тоже не хотела! Она могла бы прожить счастливую жизнь. Тебе повезло: ты уйдешь на закате жизни. А Гели была еще совсем молоденькой девочкой…
От рыданий Элен уже не могла говорить. Я еще несколько секунд посмотрел на нее, после чего достал пистолет и выстрелил ей в голову: с нее достаточно.