Еврей в последний раз вскрикнул от боли. Собственно, это был уже не крик, а какой-то сдавленный вой. Его связки ослабли и провисли как гитарная струна. Они больше не в состоянии издавать никаких звуков. Настала почти блаженная тишина. Крик, его попытки, причинили бы лишь еще большую боль. Он стонал, корчился в агонии, зажимая рану руками, которые уже покраснели, вобрав в себя, казалось всю кровь, которая только была в организме. Он хватался за последнюю ниточку уходящей жизни, как будто надеясь. Что она еще передумает и вернется. А я смотрел на мучительную смерть моего главного врага…
Приехав домой, я первым делом зашел в комнату моей девочки. За семь лет здесь ничего не изменилось. Разве что я принес сюда несколько ее фотографий: Гели не любила фотографии на стенах. Считала это слишком тщеславным, мелочным. Но теперь, когда ее больше нет, у меня остались только они.
- Прости, маленькая! – я взял в руки одну из ее фотографий. – Я думал, что месть сможет заглушить мою боль. Но я ошибся! Жестоко ошибся! Ничего, слышишь, ничего не заставит меня забыть тебя!
Я как будто переживал все заново. Раньше мне казалось, что, отомстив, я успокоюсь. Но моя боль только усилилась. «От того, что их теперь нет, моей девочке легче не стало…» - вдруг понял я.
Месть придумали еще в древности. «Око за око, зуб за зуб» - гласил принцип Талиона. «Месть хороша в любом виде» - думают многие. Я тоже думал так, но жестоко ошибся. Чего я ждал от мести? Что мне станет легче? Не стало. Можно заживить рану на теле, облегчить физическую боль. Но нельзя заглушить боль душевную. Боль, не сравнимую ни с чем другим. Как будто сотни, тысячи ножей одновременно вонзались в мое сердце.
Когда я думаю о Гели, мне кажется, что все произошло только вчера. Я так и не смог смириться с потерей. Когда теряешь кого-то действительно дорогого, забыть это невозможно. Не поможет ничего: ни политика, ни другие женщины. Да, у меня была Ева, но я не любил ее. Гели была моей единственной любовью, и когда ее не стало, жизнь потеряла смысл. Смысл жизни пропал, чтобы снова появиться. Теперь в борьбе.
Но каков же смысл мести? От того, что мой враг останется без глаза, ко мне не вернется зрение. И, убив своего врага, я не смог вернуть мою девочку. Тогда зачем все это?
«А затем, чтобы избавить других от этого ужаса!» - вдруг понял я. Чтобы ни один мужчина больше не узнал, что, значит, потерять молодую жену, самого дорогого человека. Чтобы ни одна юная девушка не пережила этого ужаса. Браки заключаются на небесах, и заключаются для того, чтобы два человека, две половинки, были счастливы. И никто, ни один человек, не имеет права мешать им!
Чувства были удивительно свежи. Ведь все произошло здесь. В этой самой комнате. И примерно в это же время…
Я достал ее дневник. Его я перечитывал уже много раз, знал практически каждую фразу. Но все равно открывал эту тетрадь, чтобы снова увидеть ее почерк. Ее фотографии, ее вещи и ее дневник – это все, что осталось у меня. Я не мог вернуть мою девочку, но хотел сохранить все, что было связано с ней.
«Он снова виделся с Евой. Эта девчонка влюблена в него, и обязательно попытается его соблазнить.
Зачем ему она? Ведь у него есть я, я люблю его и сделаю для него все! Может, сказать ему, что я все знаю? Пригрозить, что уйду от него?
Нет, я буду молчать. Главное, что он со мной. А встречи на стороне я стерплю…»
Моя бедная Гели! Прости меня, милая, за то, что я причинял тебе такую боль! Я ведь любил тебя, солнышко, любил! На Еву как на женщину я тогда даже не смотрел.
Ева…
Глупышка Ева, воспользовавшаяся моим горем. Она пользовалась тем, что была похожа на Ангелику. И сделала все, чтобы стать еще более похожей. Тогда я думал, что мне станет легче, если я начну отношения с другой женщиной. Как я ошибся!
Теперь Ева была подобна наркотику: я не любил ее, а временами ненавидел, и все же не мог без нее. Я отталкивал ее от себя, но спустя время снова возвращался к ней.
Ева даже не хотела понять, что я чувствую. Я просил ее быть собой, но с каждым днем она все больше копировала Ангелику. Я говорил Еве, что и так не могу смириться с тем, что Гели больше нет рядом. Что моя душа не принимает этого. И что поведение Евы только добавляет мне боли. Но она не хотела понять меня.
В первые дни я думал, что схожу с ума. Ведь раньше они не были настолько похожи. Гоффман успокоил меня: «Что сделаешь, если у малышки нет мозгов?». Не знаю насчет мозгов, а вот хитрости у нее было – хоть отбавляй.
А это чертовое письмо, которое Ева написала мне. «С нетерпением жду нашей встречи», - какой встречи? Она же прекрасно знала, что я не люблю ее!
Не знаю, как это письмо попало в руки Гели. Наверняка не обошлось без служанок.
Я нашел это письмо, разорванное пополам, на своем столе. В тот самый день, когда Гели не стало. Это письмо, мой пистолет, попытка самоубийства в шестнадцать лет… они продумали все до мелочей. Но они не учли только одного: Гели не сделала бы этого. Она слишком любила жизнь…
То, что она хотела сделать с собой в шестнадцать, было подростковой глупостью. Она сама не раз признавала это.
Я перевернул страницу:
«У меня есть лишь ты,
У тебя – только я.
Остальное – мечты,
Будь со мной, я твоя!
Лишь тебя я люблю,
Хочу быть лишь с тобой,
Помню, боготворю
Не считаясь с судьбой!
До конца будь со мной,
Я прошу: не бросай!
Не останусь одной,
Я умру, так и знай!
Вместе будем, пока
Живы мы. А потом
Все уйдет навсегда,
Будет смыто дождем…»
Ее стихи. Последняя запись в ее дневнике, не считая той…
Она не успела дописать стихотворение. Ее стихи всегда заканчивались оптимистично, весело, а это было грустным. А может, Ангелика чувствовала приближающуюся трагедию? Ведь она мне так часто говорила о своем странном предчувствии. Быть может, человеку дано почувствовать приближение смерти?
Я не знал. Не мог знать.
Впервые прочитав это стихотворение, я добавил несколько строк от себя:
«Нет, мы встретимся вновь,
Пусть через тысячу лет!
И с удивленьем поймем,
Что на Земле никого больше нет!»
Тогда я дописал эти строки, не задумываясь об их смысле. Просто написал первое, что пришло мне в голову. А теперь я вспоминал их вновь и вновь.
«С удивлением поймем, что на земле никого больше нет» - да, так оно и будет. Или наша победа, или никого не останется. Третьего не дано.
«Что на Земле никого больше нет…»
Уничтожив нас, наши враги уничтожат друг друга. Будут драться, как дворовые шавки. Они могут дружить только против кого-то, а нас уже не будет. И им придется искать нового врага, теперь среди своих.
«Никого больше нет…»
Я чувствовал, как кровь пульсирует у меня в висках. Я знал, что это значит. Знал, насколько опасно находиться за столом. Но я даже не мог встать…
«Никого больше нет…»
Я не мог позвать на помощь. Не мог вдохнуть…
«Никого больше нет…»
Я столкнул телефон со стола. Думаю, этого шума будет достаточно, чтобы сестра меня услышала…
«На Земле никого больше нет…»