Я еще слышал, как Ангела вбежала в комнату:
- Вольф, что с тобой? Вольф!
Я потерял сознание. Можно сказать, что мне повезло.
«На Земле никого больше нет…»
Я стоял на трибуне.
Сотни, тысячи людей стояли на площади внизу. Они все восторженно смотрели на меня. Они пришли сюда, чтобы услышать меня! В их глазах я видел восторг. Восторг, смешанный с любовью к своему кумиру – ко мне…
Людей становилось все больше. Со всех улочек они стекались на площадь. Отсюда, с трибуны, они напоминали мне муравейник. Разве что несколько увеличенный в размерах. Они все подходили и подходили, каждый стремился занять место поближе к трибуне, но давки, на удивление не было…
Все было залито солнцем. Трибуна, улицы, и даже люди казались наполненными солнечным светом, как будто они светились изнутри. Люди улыбались мне. Я вглядывался в их светлые лица, и поймал себя на мысли, что в этой толпе мне не хватает кого-то.
Да, я хотел увидеть ее. Ангелика всегда приходила на подобные мероприятия. Она не отводила от меня глаз, и это поддерживало меня. Я знал, что есть человек, видящий во мне не только политика…
Но ее больше не было. Теперь никого не интересует, что я чувствую. Да, люди любят меня, но только как лидера. Их мало интересует моя жизнь. Что ж, значит надо посвятить себя политике.
- Вот и все, - зачем-то сказал я. А затем добавил: - Мы победили! И это наша первая, но, будьте уверенны, не последняя победа!
Я знал, что должен сказать им еще многое. Но говорить не стал: пусть увидят все сами…
========== Миг, изменивший мир… ==========
Так просто отобрать, так трудно все исправить,
Так просто покарать, так сложно всех оставить,
Так просто ненавидеть, и сложно полюбить!
И просто так не думать, но так сложно забыть…
Я писала письмо Фридл. Так хотелось рассказать ей все, но слов не находилось. И тогда я решила написать ей, что, возможно, мы приедем к ним. Альф ведь обещал!
«Мы обязательно приедем к вам! И тогда, я надеюсь, мы сможем поехать и на наше озеро, и…»
- А ну-ка вставай!
Я обернулась. Незнакомый мне человек навел на меня пистолет. Он ухмылялся.
На вид ему было лет сорок, волосы его были почти черными, коротко остриженными. Одет он был в темный костюм, не классический, и не спортивный.
Я не на шутку испугалась. Откуда он здесь? Особенно пугал его взгляд: он смотрел не на меня, а как будто сквозь меня. Его карие, почти черные глаза в которых сверкал какой-то зловещий адский огонек словно пронзали меня насквозь…
- Кто вы? – я подчинилась. Я встала и сделала несколько шагов назад. Наверное, подсознательно я хотела уйти из-под прицела, но дуло пистолета настойчиво поворачивалось за мной в след.
- А это не важно, - сухо ответил он мне. – Главное, что я знаю, кто ты!
- Что вы…
- Именно это, - он был абсолютно спокоен. Как будто каждый день ему приходилось убивать. «Что, что ты хочешь? Только не убивай меня!» - пронеслось у меня в голове. – Нет смысла просить пощады, - он сделал шаг ко мне. – Прощайся с жизнью, девочка…
Еще один шаг. Мягкий и бесшумный, словно он шел по шелковому одеялу. Совершенно невесомый, тихий, бездушный убийца.
Теперь он был совсем близко. Я не могла справиться со своим страхом. Тело совершенно не хотело подчиняться. Руки дрожали. Ноги постепенно наполнялись чем-то тяжелым, словно в них заливали чугун.
Страх душил меня. Я не могла сказать ни слова, ни могла ответить ему. Хотелось бежать, спрятаться. Я чувствовала себя такой маленькой и беспомощной, как мышь в лапах у кошки.
- Прошу вас, не надо, - слезы текли по моим щекам. Слезы страха, ужаса. – Что я вам сделала? Умоляю, пощадите…
- Что, жить хочешь? – он усмехнулся. – Я тоже хочу! – неожиданно он толкнул меня. Инстинктивно я хотела удержать равновесие, и опустилась на колени. – А так даже лучше, - он приставил дуло пистолета к моей груди. – Надеюсь, ты успела прочитать молитву…
Дикая боль пронзила мое тело, я хотела закричать, но не смогла. Кровь преградила путь голосу, впитав его в себя как губка.
Я упала на пол. Падая, я ударилась виском об угол комода, и у меня потемнело в глазах. Голова кружилась. А мозг отказывался воспринимать происходящее. Боль и осознание собственной беспомощности не давали сдвинуться с места.
Теперь я уже не боролась со слезами. У меня началась истерика. И это не смотря на то, что я с трудом могла дышать: каждый вдох означал новую волну невыносимой боли. Я боролась со слезами, чтобы хоть как-то облегчить боль, а он смотрел на меня и ухмылялся. Страдания доставляли ему какое-то странное удовольствие и он, словно зачарованный, смотрел на меня, как удав смотрит на кролика перед последним решительным и молниеносным броском.
- Хватит рыдать. Каждый должен умереть, рано или поздно. Просто сегодня – твоя очередь, детка, - он подошел ко мне, с силой ударил ногой в грудь. Я вскрикнула.
- Что, орать будешь? Получи еще! – от боли перехватило дыхание. Он наносил удар за ударом. Так, как будто я была какой-то дворнягой. Должно быть он вовсе и не понимал различия между молодой девушкой и несчастной бездомной собакой. Ему было все равно. Его цель- смерть. Смерть как можно более мучительная и долгая. Нет, он не торопился, он желал лишь насладиться моментом, как делает это гурман, пробуя изысканное вино. Сначала нужно ощутить его запах. Затем лишь кончиком языка изысканный вкус. Смерть для него - не просто работа, задание, которое дали безумному фанатику, а настоящее театральное действо, которое он хочет видеть в мельчайших подробностях. Для него это спектакль. Но только не для меня, когда на кону стоит собственная жизнь. Нет, он не оставит, не уйдет просто так. Он пришел сюда именно за тем, что бы принести смерть, бесполезно просить его о пощаде. Он не отступит.
Еще один удар в грудь. Настолько сильный, что на несколько секунд у меня перехватило дыхание. Как будто тело отказывалось подчиняться разуму. Но дыхание вновь восстановилось. А это значило еще несколько минут боли.
От осознания неизбежности не становилось легче. Смириться, признать, что через минуту, может быть больше, ты умрешь - не так просто. Организм из последних сил цепляется за жизнь. Иногда совершенно напрасно и лучше бы он этого не делал, но огромное природное желание жить берет верх над любыми доводами разума. Если ум еще способен понять, то душа никак не может смириться.
- Дай мне умереть спокойно, - прошептала я. Я не могла кричать, и с трудом могла говорить.
- Не так быстро! – смеясь, произнес изверг. Его забавляла беспомощность жертвы. – Ты умрешь так, как я этого захочу.
Теперь он ударил меня по лицу. Я закрыло лицо рукой, и только тогда заметила кровь на моей руке: инстинктивно я прижала руку к ране. Эта кровь стала символом неизбежной смерти. Я уже не надеялась выжить.
- Пожалуйста, дай мне умереть. Не заставляй мучаться…
О чем еще я могла просить? Смерть была неизбежна. Так пусть же она будет быстрой…
Он бросил мне пистолет. Я схватила его, поднесла к своему виску и нажала на курок. Осечка! Нажала снова…
- Там был всего один патрон. А за твои пальчики спасибо. Теперь все поверят, что это самоубийство, - он присел рядом со мной. – Ты только представь, как отреагирует твой дядюшка, - он взял меня за подбородок. - Как думаешь, он любил тебя? Сомневаюсь, - он говорил почти шепотом, но я прекрасно слышала каждое его слово, причинявшее, пожалуй, куда большую боль, чем пуля, застрявшая где-то в груди. А так хотелось не слушать его! - Ты молодая, даже симпатичная. Не смотря на пару ссадин на твоем личике. А ведь я почти не испортил тебя. Ты будешь красивой до последнего, - «Пожалуйста, замолчи!» - пронеслось в голове. Казалось, больнее быть не может, но он продолжал говорить, и каждое слово было подобно удар ножа. Удару прямо в сердце. - Признаться честно, мне жаль тебя. Хотя и совсем не много. Ты сама выбрала свой путь. Что хотела, то и получила. Ведь никто не заставлял тебя спать с ним, - он усмехнулся.