Матушка залилась смехом.
— Ухаживания, Гвен, это единственное время, когда можно говорить откровенно, — понизив голос, сказала она.
Я сдержал улыбку.
— Хорошо, — ответила она, опустив взгляд на тарелку с сэндвичами. — Я на домашнем обучении: учителя приходят два раза в неделю.
— Что же ты изучаешь?
— Благосостояние, обществознание, философию и тому подобное.
Мы принялись обсуждать философию, пока матушка занимала ее мать и отца. Это тоже был один из моих любимых предметов в школе.
Она искренне смеялась на мои остроты, а когда чай и сэндвичи закончились, я предложил ей прогуляться по саду.
Она посмотрела на отца, и тот легонько кивнул.
Мы вежливо отпросились, я взял её под руку и повёл в противоположную сторону от подземелий.
Я заметил, как её взгляд остановился на них.
— Тебе не нужно бояться подземелий, Гвиневра.
— Зовите меня Гвен, как делают все мои друзья. И я не боюсь.
— Ты в этом уверена?
— Ваша матушка неправильно меня поняла.
Я кивнул.
— Тебе они не нравятся.
Она покачала головой.
— Тебе станет легче, если я скажу, что тоже не одобряю это дело?
Она растерянно посмотрела на меня.
— Не одобряете?
Улыбнувшись, покачал головой.
— Нет, истязание живых существ радует только Чарльза и отца. Но драконы — часть Пейи, Гвен, какими бы страшными они ни были. Они здесь не просто так.
Её уголки губ слегка приподнялись. Теперь я понимаю, почему попытка Чарльза завоевать её сердце с помощью страха провалилась с треском.
— Вы совсем не похожи на своего брата.
Я засмеялся.
— Что, разве нет?
— Мы с Чарльзом полные противоположности. Но так было не всегда. А теперь он возненавидел меня ещё сильнее прежнего, когда я решил узнать тебя получше.
— Его чувства не взаимны, — тихо и быстро проговорила она.
— Он знает, вот только проблема в том, что ему плевать. Но я не такой, Гвен. Так что если ты чувствуешь, что из этого ничего не выйдет, просто скажи.
Она улыбнулась.
— Ну, вы пока не сказали ничего глупого. К тому же любой, кто изучает философию и может цитировать Питера Аннета, заслуживает шанс.
Я рассмеялся.
— Сочту за комплимент. То есть мой королевский статус не имеет к этому никакого отношения?
— Нет, — она покачала головой и мило хихикнула.
— Отлично, значит, дуэль с братом была не такой уж пустой тратой времени.
— Что? Дуэль?
— Его идея, не моя. На мой взгляд, это с самого начала было идиотизмом, но отец любит подкреплять в нём дух соперничества.
— Вы с братом устроили поединок?
— Его идея, — снова подчеркнул я, надеясь, что она не сочтёт меня вторым Чарльзом Мэлоуном.
Она рассмеялась.
— И вы победили?
— Эй, мой брат просто придурок. Может, я не такой накачанный, как он, но здравого смысла во мне больше.
— Я впечатлена, Луи.
— Правда? А матушка говорила, тебя сложно впечатлить.
— Она меня совсем не знает. Просто у меня более глубокий внутренний мир, чем у большинства девушек.
— Ты сама доброта и сопереживание.
Гвен вновь рассмеялась.
— Вы точно не следили за мной, прежде чем позвать на это чаепитие?
— Я же не маньяк. Иногда мне тоже кажется, что я не на своём месте, не в той семье. Я чувствую себя белой вороной. Словно мама нашла меня в лесу и решила подобрать сиротку.
Она снова хихикнула.
— Понимаю. Не в том, что касается семьи, но я тоже частенько ощущала себя белой вороной. Это непросто.
Мы гуляли по маминому саду. Я нашел самый большой дуб в окружении прекрасных цветом и сел на траву.
— Что, прямо так, без покрывала? — засмеялась Гвен.
— Да, я же не Чарльз.
— Почему он так себя ведёт? Всегда такой грубый и надменный.
— Отец с детства относился к нам по-разному. Мне кажется, он рассуждал так: раз Чарльз у нас кронпринц, то в нём нужно воспитывать черты, которые позволят ему в будущем править сильной рукой.
— Сильной рукой? Почему не с состраданием и любовью?
— Сам задаюсь тем же вопросом, — кивнул я.
— Значит, вы и правда не хотели быть королем.
— Конечно, нет. Я слишком люблю мою свободу, — сказал я.
Она сменила тему на то, что было табу в Пейе — драконов.
У нее не было ни унции страха. Она была всерьез ими заинтересована и хотела знать, что я думаю о них. О войне, что уже так долго длилась между людьми и драконами. Она выдвигала толковые теории и была переполнена тоской по миру. Как и я.
— Думаешь, с ними можно поладить? — спросил её.