– Грэм… – рискнула она, не желая еще больше ее расстраивать. – Это кажется важным. Я не могу просто выбросить их. И не смогу ответить без вашей помощи.
Грэм остановилась в дверях, ее спина выдавала ее напряженность. – Я уже сказала, что ответ на все эти письма «нет». Напишите об этом, как сочтете нужным, но впредь занимайтесь ими без меня. За это я вам плачу. И, пожалуйста, больше не приносите мне подобных писем.
Анна рискнула предпринять последнюю попытку:
– Возможно, вы могли бы мне подсказать…
– Хватит, Анна, – устало сказала Грэм, открывая тяжелую дверь в коридор. – Мы закончили.
Уровень любопытства Анны подскочил до небес, с одной стороны ее очень удивило то, что она прочитала в письмах, но реакция Грэм ее просто шокировала. Она не особо разбиралась в классической музыке, но судя по всем этим письмам, Грэм была явно не простым музыкантом. Реакция самой Грэм поставила ее в тупик. Анна очень хотела понять, что только что произошло, но не могла спросить об этом Грэм напрямую. Она уже достаточно хорошо ее знала, чтобы понимать, что Грэм никогда не станет обсуждать что-то настолько глубоко личное, что причиняет ей такую боль. Эта мысль заставила ее выйти из комнаты в поисках Хэлен. Она нашла ее в библиотеке за шитьем.
– Хэлен, нам нужно поговорить, – серьезно сказала Анна, присаживаясь рядом с пожилой женщиной.
На лице Хэлен появилось удивление, но заметив решительный настрой Анны, она с опаской спросила. – Что случилось?
– Грэм, – ответила Анна. – Расскажите мне о ней.
– О, боже мой, – воскликнула Хэлен. – Это не простая задача! Я знаю Грэм с самого детства. Миссис Ярдли умерла, когда Грэм было всего три года, и мне кажется, я стала для нее кем-то вроде матери. Да простит меня бог, но мне кажется, я люблю ее больше, чем собственную плоть и кровь. Даже не знаю, с чего и начать!
Анна опасалась, что когда речь зайдет о Грэм, Хэлен начнет увиливать от темы. Но она была настолько потрясена непонятной сценой с Грэм, что не приняла бы очередного отказа. Достаточно было того, что Грэм закрылась от нее своей подчеркнутой вежливостью и непреодолимыми эмоциональными барьерами.
– Попробуйте начать с этого! – потребовала Анна, держа стопку конвертов. – Институт Карнеги, Парижская консерватория, Лондонская филармония и десятки других. Вы бы видели ее реакцию! Это все слишком болезненно для нее, и вы прекрасно знаете, что она не станет ничего мне объяснять. Я должна помогать ей. Но от меня будет мало толку, если вы обе будете держать меня в неведении!
Хэлен неспешно кивнула. Многолетняя привычка оберегать личную жизнь Грэм боролась с заботой о ее благополучии. В результате она признала, что Грэм нужна помощь, и Анна искренне переживает за нее, раз уж осмелилась спросить. Похоже, пришло время одному из них довериться постороннему человеку. Она аккуратно отложила в сторону свое шитье и подошла к книжным полкам. Взяв пару тяжелых альбомов в кожаном переплете, она протянула их Анне.
– Думаю, здесь вы найдете ответы на многие вопросы.
Анна открыла первый том и обнаружила газетные вырезки, статьи и рецензии, – и все это было о Грэм. Самым старым статьям оказалось больше тридцати лет. С нарастающим чувством удивления она изучала хронику жизни Грэм.
Впервые о Грэм Ярдли мир музыки услышал, когда ей было всего шесть лет. К этому времени она уже три года училась игре на фортепиано. Молодой учитель, которого нанял ее отец, быстро понял, что этот целеустремленный ребенок слишком быстро освоил всю стандартную программу. Было проведено собеседование с известным учителем из Кёртисовского института музыки, который принял девочку в свои ученики. В свои шесть лет она уже давала концерты, а к тринадцати ее приглашали известные международные оркестры. К двадцати годам она выиграла не только конкурс имени Чайковского, но и все престижные музыкальные конкурсы других континентов. Ее восхваляли не только за новаторское исполнение классических произведений, но и за ее собственные композиции. Очевидно, у ее таланта не было границ.
После двадцати лет она активно гастролировала. «Лондон Таймс», «Пэрис Ревью», «Токио пресс» и десятки других изданий приписывали ей звание наследника Рубинштейна и Горовица. И, кажется, даже этого было недостаточно, чтобы в полной мере описать ее талант. Казалось, она еще не достигла пика своей карьеры, когда писать о ней вдруг резко перестали. Анна почувствовала опустошение, глядя на пустые страницы и отчаянно ища дальнейшую информацию о всемирно-известной пианистке.
– Господи, Хэлен, – пробормотала она, аккуратно закрывая альбомы и борясь с желанием расплакаться. Отложив их в сторону, она встретила вопросительный взгляд Хэлен. Она догадывалась, что Хэлен ждала ее реакции, и что от этого зависело, что еще она ей расскажет. В конце концов, она могла сказать только правду.