– Я не знаю, что практикуют в Земляном дворе, но со мной такое точно в первый раз, – к Мику вернулись привычные холодность и равнодушно-язвительный тон.
– Не понимаю, что это было, – тихо ответила Рут. Силы начали покидать ее, боль в руках становилась нестерпимой, и от всего произошедшего к глазам подступали предательские слезы. Из-за ожогов она теперь не скоро сможет творить.
– Без понятия, что могло спровоцировать это, но не думаю, что дело в нас, – сказал Риккард, озадаченно почесывая в затылке. – Я дрался вполсилы.
– Ясно. Я так и думал. – По бесстрастному выражению лица чтящего сложно было понять, как он действительно относится к сказанному. – Полагаю, юной госпоже нужна помощь целителей. Вы можете воспользоваться воздушным судном Двора.
– Я свяжусь с нашим домашним мастером и вызову свой корабль, спасибо. Тут совсем недалеко, мысленной связи будет достаточно, – прежде чем Рут успела что-то сказать, ответил Мик.
– Хорошо, тогда все могут быть свободны. Да благословят вас Четыре! – И чтящий торопливо, насколько позволял ему немалый возраст, вышел из зала.
1009 год от сотворения Свода, Главный двор, тридцать первый день третьего летнего отрезка
Это было страшно.
В детстве, когда Стихия еще плохо слушалась в неумелых руках, они с Ликой не раз поджигали занавески или опаляли себе брови с ресницами, но сегодняшнее неудавшееся творение не шло с этим ни в какое сравнение. И Великий Огонь, от кого! Мик украдкой взглянул на Рут – растрепанная, с мокрыми прядями, прилипшими к щекам, и готовая вот-вот разрыдаться, она меньше всего вязалась с произошедшим в тренировочном зале.
– Мы оставили судно в квартале отсюда, не ждите нас. – Мирра выглядела еще немножко опешившей, но уже вполне бодрой. – До вечера, встретимся на празднике!
«И подобрее, ты все-таки за нее в ответе!» – бесцеремонно вторглась Мирра в его мысли, смягчив это ослепительной улыбкой. Такое поведение вместе с непрошеными наставлениями он мог простить только ей.
– Хорошо, – вслух ответил Мик, так что было непонятно, с чем именно он согласился.
Попрощавшись, они с Рут вышли из тренировочного зала Огненного двора.
– Я сейчас свяжусь с домашним мастером, придется немного подождать. Постараешься ничего не спалить?
Мик повернулся к далле и тут же пожалел о своих глупых словах. Рут выглядела совсем неважно, была белой как полотно и к тому же вся дрожала. Сил реагировать на его нападки у нее явно не было.
– Мы скоро будем дома. – Мик уже раскаивался в своем беспричинном упрямстве. Согласись он на предложение чтящего, они бы уже были на пути к поместью.
Стараясь не смотреть Рут в глаза, Мик вышел на мысленную связь с Лаской.
«Привет! Лир дома? Мне нужно, чтобы нас забрали из Огненного двора, желательно поскорее».
Ласка ответила практически сразу.
«Привет! Десять минут назад отец улетел на последнем свободном воздушном судне по поручению Рыся. Могу прилететь на Стреле, идет? Или подождете?»
В предложении Ласки был подвох, и Мик это знал. Он взглянул еще раз исподтишка на чуть живую Рут.
«Давай Стрелу, только маме ни слова».
«Ждите».
Ласка и ее отец Лир были мастерами – в отличие от творцов они не были способны сами создавать Стихию, но умели ею управлять. В доме генерала Лир служил воздушным инженером – под его началом были все корабли в поместье. Ласка, рано оставшись без матери, с пеленок росла среди воздухоплавательных механизмов. Она даже помыслить не могла для себя иной судьбы, кроме как пойти по стопам отца. Мастера, в отличие от творцов, не служили какой-то одной Стихии и сами выбирали себе дело в жизни. За штурвалом воздушного судна Ласка преображалась, на смену тощей нескладной девчонке приходил отважный капитан, чьей воле подчинялся сам Воздух.
Ласка была почти ровесницей Мика, он помнил ее, сколько себя знал. Неизменный спутник всех его детских проказ, юркая и резвая, Ласка никогда не сидела на месте – то тут, то там, в мастерских и у окон-пристаней, за штурвалом и в воздушной гавани мелькала взъерошенная, коротко стриженная светлая голова. Стрела была любимым и – пока – единственным творением Ласки. Девочкой, едва освоив азы воздушной инженерии, она начала собирать Стрелу из обломков и запчастей пришедших в негодность кораблей, и делала это со всем энтузиазмом, на который была способна. Хоть и любовно собранная, Стрела, однако, была совершенно несуразным корытом на вид и ломалась едва ли не чаще, чем использовалась. Элеонора хваталась за сердце всякий раз, когда видела Стрелу в воздухе. Она строго-настрого запрещала Мику с Ликой на ней летать, то заявляя, что не собирается их хоронить, то обещая сама умереть от позора. Ласку это хоть и обижало, но ничуть не умаляло ее пыл. Она продолжала цепляться за любую возможность вывести Стрелу из гавани.