«Жаль, — подумал Даня, теребя край своего свитера.— Что я сам не могу послушать себя»
— Хорошо, — протяжно вздохнула Этери, махнула рукой Олесе, призывая к себе. — Хорошо, если ты ей доверяешь, то действительно все в порядке. Тебе я верю.
Сам он себе не верил, поэтому, когда Олеся подкатила к бортику, Даня поскорее выпроводил обеих, объявив время следующей тренировки. Алина оставалась на льду. Она стояла там так, будто забыла для чего она здесь. Ее руки безвольно повисли вдоль тела, а взгляд бродил по трибунам на которых сидело несколько человек. Даня развернулся и пошел в сторону кабинета. Но остановился.
— Блин, — он выругался.
Уйти, оставить ее здесь, не поговорить о том, что произошло вчера — это лучшее, что он мог сделать для Алины. Только однажды, он уже поступил так и привело это к тому, что… произошло вчера. Замкнутый круг.
Переборов себя, Даня ступил на лед.
— Слушай, я хотел бы поговорить о…
— Даня, не надо. Не стоит ворошить то, чего больше не повторится. Скажи, ты винишь себя?
Да. Он кивнул, не раздумывая, потому что это был не секрет. Он себя мудаком чувствовал. Зная, в каком она состоянии, понимая, что ничего между ними не может быть, полез, довел до истерики. Так не поступают с теми, кого любят.
— Алина, я…
— Забей. Просто хватит смотреть на меня так, будто мне жить осталось пару дней. Я ненавижу, когда меня жалеют.
«Сейчас ненавидишь. Сейчас».
— Когда-то я дал тебе обещание,— произнес он тихо, но Алина услышала это, обернулась и постаралась натянуть маску безразличия, которую Даня уже распознал, когда Алине по-настоящему плевать, а когда она только притворяется. — Что бы не случилось — я буду тебя жалеть.
Алина приоткрыла рот, чтобы ответить.
— Почему? Почему я не могу признаться ему в своих чувствах? Это отвратительно — сидеть рядом и слушать, как он называет меня своей подругой… А я люблю его.
В глазах Алины стояли слезы. Она стала часто плакать с тех пор, как в ее жизни появился Андрей. Даня следил за тем, чтобы он не вел себя с ней мудаком, следил за развитием их отношений. Но все катилось в тартарары. Алина боялась признаться ему в своих чувствах, а он был уверен, что Алина никогда не посмотрит на такого как он — обычного парня, ничем непримичательного, чья жизнь — сплошная борьба на выживание. Звонок раздался в третьем часу ночи — Алина попросила приехать, поговорить. Пожалеть.
— Ты думаешь, он не питает к тебе никаких чувств?
Андрей питал. Сколько было выпито бутылок под разговоры о том, что Алина — самое лучшее, что с ним случалось. Даня слушал это все, убивался надеждами, что эти двое никогда не придут ни к чему, что могло бы разбить ему сердце. Но видя, как Алина льет слезы, он не мог стоять между ними, как непрошенное напоминание о том, что Алина кому-то что-то должна.
— Алина…
— Так больно… смотреть на человека, которого больше всего на свете любишь, но оставаться в стороне, как… это так по-идиотски. Я не знаю что мне делать. Я не знаю, как…
Кому, как не ему знать о всей странности этой ситуации. Попасть во френдзону человека, которого знает столько лет, столько лет любишь. Появляется третий — три месяца. Каких-то три месяца… этого хватает, чтобы завладеть ее сердцем? Даня протянул руки Алине, прижал ее к себе, и рыдания перешли в всхлипы.
— Он тебя любит.
Эти три слова. Когда он должен был сказать что-то совсем другое, что-то, что расставило бы точки. Он бы окончательно ее лишился. «Он тебя любит» — равносильно разбить последние крохи надежды.
Алина отстраняется, глядя на него с непониманием и упреком.
— Что?
— Мы разговаривали… он трусит. Трусит тебе сказать. Как и ты. Вы два идиота.
«Как и я»
— Даня… Андрей любит меня? Ты просто жалеешь меня…
Он обнимает ее снова. Она плачет от счастья. Эта высшая награда? — видеть ее счастливой? Ему стыдно признаться, что он не прочь видеть ее чуть менее счастливой, но не ощущать такой боли.
— Я буду тебя всегда жалеть, Алина. Чтобы не случилось. На твоей стороне.
— Правда? И тебя даже не бесит, что в три ночи я вою здесь?
— Правда.
— …значит, он меня любит? — и в глазах такая надежда, которую Даня мгновенно примерил на себя.
Он провел рукой по ее волосам, поцеловал в лоб и вздохнул:
— Любит.
— Мне не нужна твоя жалость. Ничья.
Она разворачивается и уходит, оставив Даню одного со своими воспоминаниями, которые грузом давят на сердце, не дают жить настоящим. Он, наверное, никогда от них не избавится, как Алина от своих. Только глядя на то, как она уходит, он понял, что и сам изменился.
Юки прыгнула ему на грудь, когда позже, Даня лежал на диване, глядя на потолок, будто там были все ответы на многочисленные вопросы. Она лапой согнала с его носа муху и мужчина отодвинул кошку в сторону. Он мог сколько угодно убиваться чувством вины, только этим ничего не исправить.
Он потянулся к телефону.
«Я хочу знать, что у вас произошло с Андреем».
Он стер сообщение. О таком не пишут в ватсап, о таком надо спрашивать, когда стоишь рядом с человеком и в глаза ему смотришь. Только страшно. Страшно узнать правду, понять, что сам налажал, не только со своей жизнью, но и…
— Уйди, — простонал Даня, когда кошка снова уткнулась носом в его плечо, — не до тебя сейчас.
Стоило давно сжечь эту коробку. Здесь, в куче поздравительных открыток, старых писем, мягких игрушек, лежали три альбома с фотографиями. Первый Алина откинула сразу — ей больно смотреть на то, что там хранится. Свадебные фотографии. Она в красивом белом платье и он — любимый и такой нужный. Второй альбом Алина подержала в руках недолго, пролистала его, постаралась не вспоминать их — свою семью. Хотела бы она попросить у них прощения? Да. Стала бы…? Наверное, если бы не была настолько обижена, разочарована и… зла. В первую очередь на себя.
Третий альбом она даже не распечатывала никогда. Это подарок на ее двадцать третий день рождения, Алина получила посылку по почте. Они с мужем отдыхали где-то на юге, когда пришла посылка, ее получила мама. «Закинь домой, потом гляну». Но руки так и не дошли до подарка. Он так и потерялся в фанатской коробке, куда Алина скидывала все, что ей слали многочисленные болельщики.
Альбом. Она вздохнула. Сейчас она бы не стала распечатывать фотографии и вклеивать сюда. Зачем? В ее жизни не происходит чего-то такого, что хотелось бы сохранить в памяти, не то что на бумагу выплескивать. Но Алина все же распаковала чей-то подарок, ожидавший столько лет очереди.
И замерла.
Альбом был не пустой. Впрочем, это была странная книга, которая показалась Алине нелепой, склеянной неаккуратно, кривоватой. На форзаце была слишком пафосная подпись, с закорючкой, которую она столько раз пыталась копировать — хотела себе такую же.
Из книги выпал конверт. Алина взяла его в руки. Прежде чем пролистать книгу, она распечатала конверт.
«С днем рождения, чемпионка. Сколько времени прошло, а от тебя только инстаграмные фотки. Не пишешь, не звонишь, не берешь трубку, а сообщения мои игнорируешь. Замужем хорошо, да про друга, я думал, ты не забудешь. Слушай, я тут поддался в хобби, делаю фотокниги. Сам. Это моя первая работа (впрочем, последняя) дарю ее тебе, чтобы ты не забывала меня, спорт… себя. Желаю тебе счастья. Позвони мне, как распакуешь подарок и поймешь всю боль моего рукоделия.
Твой Д.Г»
Алина выронила из рук письмо. Ее руки опустились, а она смотрела на разбросанные по комнате вещи и не могла понять: в какой момент она потеряла себя. Она думала, что это случилось после того, как Андрей ее бросил, отобрал все, уехал, исчез. Она думала, что изменения произошли в этот момент, когда сердце разбилось, а жизнь сломалась.
Но что, если пошло все к черту еще раньше?
Дрожащими руками, девушка подняла с колен книгу. Чудом она не рассыпалась в ее руках. Алина перевернула страничку и на лице появилась улыбка — самая настоящая, такая, какой давно не было. Вот она — совсем еще ребенок сидит на холодном льду и отказывается вставать, кататься. Мама рассказывала, что Алина упорно не хотела заниматься фигурным катанием. Что ж, тут Алина спорить не могла. Вот ей семь лет. Алина прижимается к бортику, на другой фотографии уже постарше — десять, делает бильман. Когда она доходит до первой фотографии с Даней, то понимает, что сердце ее щемит, а душа рвется на части. Она знает, что ничего уже не исправить, их дружбу не вернуть, доверие… оно стерто временем, которое между ними раскинулось. Она обнимает его, прижимается к нему. В то время казалось, будто он будет рядом всю жизнь. Алине пятнадцать, она стоит сжимая золотую медаль. Алине шестнадцать — она доказала всем, стала чемпионкой мира. Ей семнадцать — двукратная чемпионка европы. Восемнадцать… завершение карьеры. На фотографии она едва ли не со всем Хрустальным отделением. Рядом с ним.