Порочная улыбка осветила ее черты, и я понял, что она решила, как меня наказать. Мне до боли хотелось, чтобы она это сделала. Я должен был очистить свою душу от зла, которое причинил ей. Я не должен был допустить этого провала. В будущем об этом не могло быть и речи.
Валентина потянулась к моему ремню, и меня наполнило вожделение, когда она стянула его.
— Сними рубашку, — выдохнула она, и я немедленно сделал, как она просила.
Она поднялась на ноги, глядя на меня так, словно собиралась поцеловать, и мое сердце бешено заколотилось от такой перспективы. Но я не был достоин такого внимания. Я подвел ее. Я должен быть наказан. Я нуждался в том, чтобы меня наказали.
Я упал перед ней на колени, обнажая свою плоть, чтобы она могла излить на меня свой гнев.
— Накажи и меня тоже, — взмолился Эрик позади меня, и Валентина кивнула, позволяя ему опуститься на колени рядом со мной и принять последствия своих неудач.
Валентина подняла пальцы и провела ими по моей челюсти.
— Ты мой пес, Магнар, — вздохнула она, и я согласно кивнул. — И есть только один способ дрессировать собаку.
Она подняла другую руку, держа мой ремень наготове, и ее глаза заблестели от возбуждения.
Когда удар пришелся мне в грудь, я даже не вздрогнул. Боль пронзила мою плоть, когда ремень ободрал мою кожу, а с пряжки закапала кровь. Я хмыкнул, но сдержался, когда она снова подняла руку, и ее лицо осветилось диким удовлетворением. Ей нужно было это сделать. Я это заслужил.
Следующим она ударила Эрика, и у него перехватило дыхание, когда ремень лизнул плоть на его животе, но он тоже не сдвинулся ни на дюйм. Он, как и я, знал, что это было то, что ей было нужно от нас, и это было все, что имело значение. Пока она была довольна, удовлетворялись и наши собственные желания.
Наша кровь забрызгала ее белое платье, пачкая его, в то время как ее глаза горели глубоким чувством удовлетворения.
Ремень снова и снова хлыстал мое тело, кровь струилась по моей груди, пока она вымещала свою ярость на моей плоти, и я заставил себя оставаться неподвижным и принять ее.
Я сосредоточился на близнецах, которых поклялся уничтожить ради нее. Их смерти запечатлелись в моей душе. Я приду за ними, как демон в ночи. Их жизни будут моими, и мои клинки обагрились их кровью. Я снова увижу Валентину счастливой. Даже если это будет последнее, что я сделаю.
В
ертолет оторвался от замка, поднимаясь все выше и выше, пока мы не оказались над мерцающими огнями города далеко внизу.
Мое облегчение от побега сменилось горькой грустью. Валентина каким-то образом взяла Эрика и Магнара в заложники. Она настроила их против нас, и я была уверена, что в этом замешаны боги. Если кольцо Келли не могло вернуть их сердца, то сила, которая их связывала, должна была быть огромной. И я не знала, как мы когда-нибудь это исправим.
Джулиус захлопнул дверь вертолета, закрываясь от ветра. Даниэль управляла странным транспортным средством, ее затылок был виден сквозь перегородку.
Я упала в кресло, закрыв лицо руками, когда Келли опустилась рядом со мной.
— Что мы собираемся делать? — спросила сестра, положив руку мне на спину.
Я подняла голову, стараясь прогнать слезы, покалывающие глаза. — Я не знаю. — Я переводила взгляд между братьями и сестрой Бельведер, ища ответа у них.
Выражения их лиц были серьезными и не давали мне ни капли надежды.
— Мы вернем их, — сказал Джулиус, садясь напротив меня рядом с Клариссой. — Валентине это с рук не сойдет. Я вырежу ей сердце.
— И как ты собираешься это устроить? — Кларисса зарычала на него. — Она захватила нашу империю. Мы больше не приблизимся к ней без того, чтобы армия кусачих не столкнулась с нами первыми.
Джулиус нахмурился и закрыл глаза. — Клянусь богами, Валентина сделает с моим братом все, что захочет.
— И с моим, — пробормотала Кларисса.
Я отшатнулась, как будто эти слова нанесли мне удар. Мое сердце не выдержит этого. Келли издала болезненный звук, и я взяла ее за руку, поворачиваясь, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Может быть, они смогут с этим бороться, — выдохнула я, но я знала, насколько безнадежной была эта возможность. Эти двое пытались убить нас, совершенно не заботясь о наших жизнях. Они не помнили, как любили нас. Все, что они могли чувствовать, — это свою преданность этой бессердечной суке Валентине.
— Если она прикоснется к Магнару, я… — Келли покачала головой, и я сжала ее руку, когда ее безнадежность передалась и мне.
— Ты ничего не сделаешь, потому что ты ничего не можешь сделать, — прорычал Фабиан, и я бросила на него сердитый взгляд.