— Хорошая идея. — Майлз трусцой последовал за ним, и они вдвоем вышли под проливной дождь, исчезнув за деревьями.
Над головой прогрохотал гром, и энергия заструилась по моим венам, штормы всегда пробуждали во мне что-то первобытное.
Кларисса подплыла ко мне, усаживаясь на камень рядом. — Они никогда не перестанут охотиться на нас.
— Вот почему мы собираемся затаиться.
— А что на счет их детей? И детей их детей? — Вспышка страха вспыхнула в ее ослепительно голубых глазах, и я положил руку ей на плечо.
— Они не будут таить в своих сердцах такой же гнев, как эти истребители. Пройдут поколения, и они не будут так злобно относиться к нам.
— Откуда ты знаешь? Идун может вселить в них ту же ненависть. Мы можем столкнуться с вечной охотой. И один за другим мы падем. В конце концов, мы должны будем пасть. Шансы не всегда будут в нашу пользу.
— Кларисса, — вздохнул я. — Это наш единственный выход на данный момент. Что еще мы можем сделать?
— Поговорить с ними? — тихо предложила она. — Эту битву ведут боги. Что, если мы пойдем против них?
Я покачал головой, понимая, что это бессмысленно. — Истребители так не считают.
— Но, может быть, мы сможем их переубедить, — умоляла она, в ее тоне слышалось отчаяние. — Я не хочу жить в пещерах, прикрывая спину на каждом шагу. Я хочу жить настоящей жизнью, Эрик. У нас была именно такая жизнь в деревне Бель Ведере, и они украли ее у нас. — Ее голос дрогнул, и я почувствовал, что она была на грани слез.
Я притянул ее ближе, успокаивающе поглаживая по спине. — Она снова у нас будет.
— Когда? — прорычала она.
— Я пока не знаю, но обещаю, что разберусь. Я позабочусь об этом.
— Ты всегда знал, что нужно сказать, чтобы девушка почувствовала себя лучше. — Она вздохнула, выпрямляясь.
— Я в этом не уверен, — проворчал я. — Но ты же знаешь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы позаботиться о тех, кого я люблю.
— Я знаю, — прошептала она, потянувшись, чтобы поцеловать меня в висок. — Вот почему Кайла так яростно любила тебя.
При упоминании имени моей покойной возлюбленной во мне разверзлась бездна сожаления. Она умерла от моих зубов в ту ночь, когда я был обращен, и потерялся из-за жажды крови. Женщина, о которой я обещал заботиться, была убита моими собственными руками. Как я мог объявить себя доблестным защитником, если в прошлом я не мог уберечь тех, о ком заботился?
Я отвел взгляд от Клариссы, и она перевела дыхание. — Прости, я не хотела тебя расстраивать.
— Нет, ты права, что упомянула ее. Мы теперь редко говорим о них. Я часто думаю о своей сестре. Когда я вижу свое отражение, я узнаю ее по некоторым чертам своего лица.
— Я тоже ее вижу, — прошептала Кларисса, проводя большим пальцем по линии моей скулы. — Однажды ты снова найдешь ее в загробной жизни. Мы найдем их всех.
Я неопределенно кивнул, не уверенный, что это правда. Теперь наши души были запятнаны. Даже если мы сможем каким-то образом снять проклятие и снова стать людьми, возможно, мы уже сделали слишком много плохого, чтобы позволить себе найти место с нашими семьями в загробной жизни.
За пределами пещеры послышалось фырканье, и я поднял голову, заметив волчицу и трех ее детенышей, пристально разглядывающих убежище. Мать была совершенно неподвижна, ее глаза были прикованы ко мне, а с ее серой морды капала вода.
Я наклонила голову, увидев в ней что-то от себя, когда она вошла в пещеру, а за ней последовали трое ее маленьких детенышей.
Губы Клариссы приоткрылись от удивления, когда животное стряхнуло с себя дождь и свернулось калачиком на сухом полу, чтобы покормить своих детенышей.
— Почему она не боится? Или не агрессивна? — Кларисса вдохнула прохладный воздух.
— Может быть, она знает, что мы ей не враги. Может быть, она знает, что мы такие же, как она, — пробормотал я, и странное чувство шевельнулось в моей груди.
Волк защищает своих любой ценой. Никто не осуждает его за это. Разве это не то же самое, что мы пытались сделать? Если это было так, возможно, однажды боги действительно простят нас.
Мы отправились дальше на север, используя Фамильяров Фабиана для нахождения небольших племен. Было легко войти в рутину, пробираясь ночью в их деревни, хватая ничего не подозревающих людей и лишая их сознания, прежде чем питаться от них. Мы никогда не пили слишком много, никогда не убивали и оставляли как можно меньше следов. Когда они просыпались, мы надеялись, что болезненные укусы они списывали на змей. Это было лучшее, на что мы могли надеяться. И, по крайней мере, никто не должен был умереть в процессе.