У меня остался единственный верный друг-единомышленник по шумихе и дурке, как говорила моя дорогая няня Карповна, это бульдог Сэр, о котором я уже упоминала в первом письме. Он же был «моя первая лошадь». Пес он был умный, а к тому же лов кий акробат. Ему ничего не стоило вскочить на спинку стула и, не теряя равновесия, замереть в таком положении довольно долго, непринужденно ходить на задних лапках и даже танцевать недурно вальс. Но он это не очень любил. Подавать моему отцу туфли и газету входило в его ежедневные обязанности. Был страшная сластена, а я нет, а потому отдавала ему все свои сладости. Каждый день, после обеда, Сэр являлся ко мне наверх со своей маленькой деревянной чашкой. Держал ее зубами, становясь на задние лапы, и жалобил меня своими умными глазами, как только мог. Я клала в чашку кусочек вкуснятины, он ставил ее на пол, съедал и вновь клянчил. Эта комедия повторялась до тех пор, пока я не говорила: «Больше нет».
Для Сэра была заказана специальная сбруя и маленькие саночки, он катал меня в соседнем парке в сопровождении отца, матери или бонны. Таким образом, он был моей первой «лошадью». Ему не позволялось резвиться, и катанье заключалось в скучном размеренном шаге. Сэр понимал вожжи и поворачивал налево и направо. Как его, так и меня это не удовлетворяло, нам хотелось свободы действий, быстроты движений и проявления собственных желаний. Для исполнения этого мобилизовались хитрости военная, дипломатическая, женская и все остальные. Нужно было еще выкрасть мою шубку, варежки, меховые ботики и шапку, захватить сбрую, выпустить Сэра, но самое трудное проскользнуть незаметно самой. Запрягать я умела и делала это всегда сама, а потому нашему дворнику в это утро в голову не пришло заподозрить что-либо неладное. Наконец волшебная идея осуществилась. Время было выбрано утреннее, до завтрака — в доме все были очень заняты. Сэр почувствовал свободу и как бы понял мое желание прокатиться по собственному вкусу. Он бежал мелкой рысцой. Был дивный, радостный, солнечный день. За ночь выпавший пуховый снежок горел и искрился на солнце. Было очень рано, в парке никого не было. На одном из поворотов саночки закатились, и я выпала в снег, Сэр, умница, остановился и начал лизать мне лицо. Вскоре мы двинулись дальше. Боже, как было весело! Нет, этого мало, это была радость многозвучная, на все голоса распевающая. И тогда, будучи ребенком, я поняла чувство полной свободы, поняла и, как сказала бы теперь, что это вино и «вино пьяное».
Мы продолжали веселиться, но на одном из поворотов встретили врага. Правда, небольшого роста, но удивительно несимпатичного пса, он, оскалив зубы, ощетинившись, вкрадчивыми, медленными шагами, как бы засучив рукава по локоть и сжав кулаки, приближался к нам. Больше я не помню, что и как. Но начало драки произошло на моих коленях. Меня принес домой наш сосед. Вот, что он сказал матери:
— Совершая утреннюю прогулку, я услышал детский крик, грызню собак и, поспешив на помощь, увидел Вашу дочурку, Таню.
Последствия катания оказались плачевными: шубка моя была разорвана в клочья, от сбруи Сэра ничего не осталось. Девочка я была довольно смелая, испуг прошел быстро, а любовь к свободе сделалась основным фундаментом моего характера. За побег из дома, за кражу, хотя и собственных вещей, после очень длительного внушения, я простояла на «гауптвахте» с маленьким ружьем в руках, наверное, с полчаса. Эти полчаса показались мне вечностью. А Сэр получил выговор за драку, ползал на животе у ног отца, прятал морду, щурил глаза и чувствовал себя преступником. Новая сбруя для Сэра не была заказана. Я окончательно лишилась своего выезда и поездок с моим собачьим другом, о чем сильно горевала.
Возможно, что этот случай Вам покажется мало интересным, но у меня, шестилетней девочки, сохранилось первое впечатление и очарование от пения, от обаятельного контральто (так говорили взрослые). которым обладала наша домашняя швея, она же исполняла и обязанности экономки. Как сейчас помню, звали ее Катериной. В свободный день бонны, если совпадало, что и родителей дома не было. Катерина была моей няней. И весь вечер она пела мне «господские романсы». Не важно, что пела Катерина, важно, как она пела. Из них особенно запомнился ее любимый: