Писать о том, что случилось, в письме, которое я никогда не отправлю. И которое ты не получишь, которое… нужно сжечь, после того, как закончишь. Мои чувства смогут сгореть… и та боль, которая внутри тебя. Я не хочу недомолвок. Я был бы идиотом, если бы не признал свои ошибки. Я ошибся. Я облажался. Я куда-то спешил. Я торопил события. Не разобравшись с тем, что мне мешало. Цепляясь за прошлое, оглядываясь назад. Желая забыть, но не переставая вспоминать. Какой я дурак, что хотел жить прошлым. Я застрял посередине, не простив. Не простив себе. Не двигаясь дальше. В чем секрет будущего? Может в том, чтобы всё исправить и жить дальше? Присмотреться. Да так, чтобы мутный образ стал чистым, ясным. Конечно, всякое случалось в прошлом, в далеком прошлом. Я не хочу ждать чудес. Лишь бы жизнь продолжалась. Или нет. Да. Нет. Да-нет? Да нет. Я просто хочу ясности. Но это зависит не от меня. А от тебя. Я люблю тебя.
Все мысли исчезли, осталось только одно: она любит меня. Любит гордую посадку моей головы, всё, всё во мне любит, даже блеск чёрных глаз, и мою ухмылку, так часто ставившую её в тупик, и загадочную, повергавшую её в смущение молчаливость. Ах, если бы она просто зашла сейчас сюда, заключил бы её в объятия и избавил от необходимости что-то говорить, ведь я же люблю её…
— Ты же хочешь меня! — заявила как-то Анри.
Я молчал, просто смотрел в глаза и молчал.
— Да, Боже Святые. Я хочу тебя. — тихий шепот раздался в комнате. — И мне плохо без тебя. Ты, как наркотик для меня. Я видел людей, которые не могли достать опиум и мучились. Это почти то же самое. Я знаю, что случается с наркоманом. Он становится рабом, затем гибнет. Это почти случилось со мной. Но я избежал. И не хочу рисковать опять. Я не хочу гибнуть из-за тебя.
Мы хотели друг друга до дрожи, до мурашек, до изнеможения. Только я имел доступ к ее душе и к телу, только мои руки скользили по ее изгибам, заставляя отзываться каждую клеточку… Она знала, что делать и как… На выгнутых спинах танцевали тени каждого вечера… Мы мешали виски с собственными поцелуями, вдыхая аромат сумасшедшего желания, разрастающегося с каждым ударом пульса в висках… было жарко. Узкие ногти шипами впивались в жесткие мускулы. Я улыбался, зрачками царапая душу…
Нам было мало. И не было передышек, и ночь висела несколько суток, презирая время… Я был нежен и груб… Я убивал ее и заставлял воскресать вновь и вновь… Сердце рвало на части только от одной мысли, что это она. Казалось, нам не хватит вечности.
Прошлое без нее казалось невыносимым.
В настоящем она осталась лишь яркой вспышкой, заставляя просыпаться по ночам, цепляясь в подушку в страхе снова провалиться и утонуть в море ее изумрудных глаз…
Я давно хотел рассказать Анри о своих чувствах, но долго не мог решиться на это. Очень сложно смотреть в ее очаровательные глаза и не забыть то, о чем хочется сказать. Ведь можно упустить самое главное, и она так и не узнает о моем истинном отношении к ней. Как же это тяжело…
С тех пор, как я первый раз увидел Анри, в моем сердце загорелась маленькая искорка. С каждым днем она росла и становилась все ярче. Я понял, что мои нежные и искренние чувства к ней переросли в нечто большее. Я полюбил ее всем сердцем и всей душой и больше не мог представить себе жизнь без Анри. Она для меня стала воздухом, ярким солнцем, кристально чистой водой. Она подарила мне все необходимое, что нужно для счастливой жизни.
Я тонул в глубине ее глаз, в них столько нежности и искренности. Они дарили мне тепло, которого мне так не хватало до нее. Ее прекрасные шелковистые волосы так красиво развевались на ветру и снова ложились на удивительно нежное тело, словно лаская его.
Я не перестаю удивляться ее очаровательной улыбке, которая заставляет меня забыть обо всех проблемах и разочарованиях. Мне хочется улыбаться вместе с ней и всегда быть в хорошем настроении. Она так стройна и изящна, что мне сложно устоять перед этими чарами.
Но самое главное, что я ценю в Анри, это ее внутренний мир. Она настолько чиста и вместе с тем порочна, что порой мне бывает неловко находиться с таким ангелом-демонёнком…
Мне нравится говорить с ней, мне нравится молчать с ней, я обожаю просто наблюдать за ней, мне нравится просто лежать с ней. В ее действиях и движениях столько открытости и таинственности одновременно, что хочется любоваться вечно.
За все это я и люблю Анри, люблю искренне и открыто. Благодаря ей я познал любовь и обрел счастье. Мне хочется кричать об этом всем и тихо шептать ей это на ушко.
Я люблю тебя больше жизни и буду любить всегда.
Я не могу выразить словами всю ту радость, которую Анри принесла в мою жизнь. Факт остается фактом — любовь это то, что можно только почувствовать, и она заставляет меня чувствовать себя прекрасно. В прошлом любовь ускользала от меня, и оставила лишь воспоминания о невыносимой боли. Я был словно разбит на миллион осколков и перестал верить в существование истинной любви.
Когда мы начали встречаться, я не ждал, что наши отношения продержаться дольше месяца. Я был уверен, что Анри со мной рядом только ради какой-то выгоды.
Я помню, как она сказала, что любит меня, но я не поверил в ее признание.
Я не хотел больше слышать о любви: всем этим я был сыт по горло.
Я боюсь того, что я чувствую, ведь любовь однажды уже разрушила меня.
Но Анри собрала все осколки моего сердца и заставила его стучать, напомнила, как это любить и быть любимым. Я влюбился в нее по-настоящему и на этот раз я не упущу свою любовь.
Любимая, я с тобой начал верить в «долго и счастливо», и, надеюсь, в нашей жизни будет именно так.
2 мая 1998 года.
Мне пришлось разослать весть всем членам Ордена, и через пару минут на меня смотрели Кингсли и Люпин, Оливер Вуд, Кэти Белл, Анджелина Джонсон и Алисия Спиннет, Билл и Флер, мистер и миссис Уизли. Мы все собрались в Выручайкомнате.
Послышалось шарканье ног и глухой стук: кто-то споткнулся на ступеньках и упал. Кое-как поднявшись, новоприбывший плюхнулся на ближайший стул, посмотрел вокруг сквозь съехавшие очки в роговой оправе и спросил:
— Я опоздал? Уже началось? Я только что узнал, поэтому…
Перси смолк. На некоторое время все остолбенели. Наконец я повернулась к Люпину и с мужеством отчаяния попыталась нарушить неловкое молчание:
— Как поживает малыш Тедди?
Люпин удивленно посмотрел на меня.
— Он… хорошо, спасибо! — громко сказал Люпин. — Тонкс сейчас с ним — у матери.
Перси и остальные Уизли продолжали неподвижно смотреть друг на друга.
— У меня есть фотография! — закричал Люпин, доставая из кармана карточку и протягивая ее мне. Я увидела малыша с пучком ярко-бирюзовых волос, машущего толстыми кулачками.
— Я был дураком! — воскликнул Перси так громко, что Люпин чуть не выронил фотографию. — Я был полным идиотом, самодовольным кретином, я был…
— Обожающим Министерство, предавшим свою семью, жадным до власти дебилом, — закончил Фред.
Перси тяжело вздохнул:
— Да, так и есть.
— Что ж, зато честнее некуда, — сказал Фред, протягивая руку Перси.
Миссис Уизли разрыдалась. Она бросилась вперед, оттолкнула Фреда и так крепко обняла Перси, что тот чуть не задохнулся. Перси поглаживал ее по спине, глядя на отца.
— Папа, прости!
Мистер Уизли быстро сморгнул и тоже поспешил обнять сына.
— Что же заставило тебя одуматься, Перси? — поинтересовался Джордж.
— Это началось уже давно, — сказал Перси, утирая глаза под очками полой своей дорожной мантии. — Но мне нужно было как-то выбраться, а в Министерстве это не просто, они только и делают, что отправляют предателей в тюрьму. Мне удалось установить связь с Аберфортом, и десять минут назад он мне передал, что Хогвартс готовится вступить в борьбу. Вот я и явился.
— Разумеется, все мы надеемся, что наши старосты возьмут на себя руководство в такое трудное время, как сейчас! — сказал Джордж, очень похоже передразнивая витиеватую манеру Перси. — Что ж, пошли скорее наверх сражаться, а то всех стоящих Пожирателей смерти разберут.