Мы разучились любить, мы потеряли способность доверять и теперь даже не испытываем потребности заботиться друг о друге. Что-то сломалось у нас внутри, выхолостилось, развеялось по ветру. У нас нет ответов на самые простые вопросы: «Кто я?» и «Зачем я живу?» На что мы можем рассчитывать?
Почему так получилось? Когда я успела забыть, как это просто — быть счастливой? Вроде бы юность была совсем недавно, вроде бы я смеялась с ним вместе еще вчера. А потом закрутило, завертело, и я забыла. Мы оба забыли. Но ничего не исчезло. И эти теплые руки —доказательство и оправдание всему. Это по-домашнему уютное ворчание, запах Северуса. Того времени, когда мы еще не успеваем забыть, что счастье где-то внутри, не успеваем его потерять под грудой хлама, который начинаем считать чертовски важным.
— Я устала, — шепотом повторила я, — Все эти годы, в каждом твоем поведении, движении, в твоих словах я искала оправдание тебе. Ты ведь до сих пор не простил мне моих мужчин!
—Ты только видишь, что совершают другие, — прохрипел он не отрываясь от стакана с виски.
— Когда ты увидел, меня в объятиях Персиваля, я даже могу себе представить, что ты вообразил себе не его, а Тома, —намекнула я. — Северус, его нет уже восемь лет, о какой ревности может идти речь?
—Да возможно первоначально эта была и любовь к величайшему волшебнику Реддлу, но не к Темному Лорду, —продолжила я не дав сказать Северусу ни слова. — Мне было омерзительно быть рядом с ним. При каждом его прикосновение ко мне, хотелось собрать с себя кожу.
—Анри…
—Что, Северус? —я посмотрела на него. —Ты думаешь мне легко с этим жить? Просыпаться от ночных кошмаров чуть ли не каждую ночь.
—Я думал ты принимаешь зелье, которое я тебе сварил, — ответил Северус не смотря на меня.
—Да причем тут это? — выйдя из себя крикнула я. —Ты что не слышишь меня? Сколько можно уже возвращаться в прошлое?
— Ты слышишь только себя, — лишь сказал он и опять подлил себе в стакан огневиски.
— Оооо пресвятые, — взмолилась я. — И как я только могла надеяться, что ты когда-нибудь меня полюбишь!
— А кто тебе сказал, что я не люблю тебя? — повернувшись ко мне, спросил спокойно Северус.
—Замолчи, —приказала я. — Ты опять мне врешь!
Всё, чего я хочу — это лишь места в твоем сердце.
«Я здесь…». Произносишь ты эти два простых коротких слова, в которых заключается вся моя жизнь. И становится неважным, насколько долгою и сложною она была до тебя, к тебе.
«Не бойся. Я рядом…». Шепчешь ты мне и обнимаешь, надежно укрывая в своих объятьях. Ночной кошмар уходит, а ты ласково посмеиваешься над моими страхами, укрепляя чувство бесстрашия.
Догадываешься ли ты, чего я боюсь больше всего?..
Я прижимаюсь к тебе, накручивая темную прядь любимых кудрей на палец, ощущая безотчетное смирение перед твоей совершенной женской властью…
Может ли хоть что-то на свете сравниться с таким сиянием женских глаз? В нем всё: и благодарность, и обещание, и награда, и ожидание… Прикази просьба, требовательность и покорность, грех и благодать, силаи беспомощность, надежда и самоотречение… Кто-нибудь сумел пересчитать компоненты, составляющие понятия Любовь и Счастье? И если ты не просто «М» в графе «пол», а действительно мужчина, нет цены, которая оказалась бы слишком велика за один такой взгляд. Отдать всё — пустой набор слов. Отдать то, чего нет и не могло бы быть, если бы не эти глаза…
Дыхание перехватило, с первой секунды захотелось обнять ее нежно, осторожно, одной рукой обвить талию, а другой, словно гребнем, проникнуть сзади в мягкие волосы цвета спелой вишни, от шеи к затылку, и так замереть, прижаться всем телом, и ничего другого не делать — главное, не отпускать. Такое состояние не опишешь. Первое слово тут — нежность. Обнять, чтобы прикоснуться максимально всем телом… как же слова неуклюжи! — а в груди ликованье растет, и волнами…, а счастье переполняет и готово превратиться из неуловимой субстанции — в смех, в легкий, свободный, неяркий, негромкий… тихий, как тихий плач.
Я стал одним из тех, для кого не существует ни любви, ни женщин. Я, кому выпало на долю в единое мгновение жизни любить и быть любимым, я, кто так полно изведал всю глубину чувств, не испытывал более желание искать то, что слишком рано само упало в мои неокрепшие, податливые, несмелые ещё руки. Я один из тех невозмутимых, корректных мужчин, коих молва нередко называет бесчувственными, потому что они так молчаливы, а взор их равнодушно скользит мимо женских лиц и женских улыбок. И никто не догадывается, что, быть может, я ношу в душе картины, навеки приковавшие мной внутренний взор, что память о былом горит в моей крови, как неугасимая лампада перед ликом мадонны…
Сколько бы еще не пришлось пройти миль, преодолеть расстояний — я уже никогда не смогу забыть Анри. Невозможно забыть того, кто раскрыл для тебя целый мир, будто разноцветный зонт над головою. Летней ночью, когда шел дождь, или зимой, когда тихо падал снег, или в минуты верного одиночества я понимал: эти мгновения больше не повторятся. Ни в моей жизни, ни в ее.
Воспоминания ведут и составляют нас. Жизнь — это не только та часть реальности, которую люди проживают фактически. Всегда есть что-то, самое сокровенное и дорогое, заставляющее нас испытывать то, что нельзя подтвердить никакими достоверными фактами. Пожалуй, это самая глубокая и пронзительная нота нашего внутреннего звучания. Для некоторых людей именно она и воплощает саму жизнь. Эти мечтатели живут воспоминаниями, своими и чужими, цепко держась за них, как за единственную опору.
В чем была наша сила? Кем были мы с тобой в прошлом? Были ли мы чьим-то воспоминанием? И станем ли для кого-то еще одной мечтой, изменившей их жизнь?
Нашу жизнь изменило не время. Мы сами изменили ее — так, как подсказывали чувства…
Всё в нашей жизни было бы иначе, если бы мы научились слушать не только себя…
— Я сделал ошибку!
—Да пошёл ты… Северус Снейп, — взбешена Анри оттолкнула меня.
—Я люблю тебя, — сказал я очень тихо.
— Пошёл ты, — рявкнула она.
— Ты знаешь, почему мне пришлось сказать так, — прошептал я ей, подойдя очень близко и не отпуская ее руку. — Ты знаешь, что я хочу тебя.
— Хочешь? — с сомнением прошептала она.
— Конечно, хочу! Ты невыносима, женщина. — я рассмеялся, и затем тихо добавил: — Кто же тебя не хочет? Как будто позади меня выстроилась очередь из соперников, дерущихся за место, только и ждущих, когда я совершу ошибку и предоставлю им шанс … — Ты слишком желанна.
—Это не Северус Снейп, — Анри посмотрела ему в глаза.- Куда ты дел этого мерзавца?
—Ты сейчас такая красивая, в этом проклятом лунном свете. Эта чистая прохладная кожа, эти сверкающие глаза… Я на тебя смотрю, и с каждой секундой ты становишься все красивее и красивее. Мне все в тебе знакомо. В тебе нет ни единой клеточки, которую я не знал бы, не помнил бы, и не любил. А если я тебя сейчас поцелую, ты меня не убьешь?
— Я тебя убью, если ты меня не поцелуешь, — заявила Анри.
Знает ли она, что вот прямо сейчас на нее падает отблеск лунного света. Я наклоняюсь к ней, и поцелую ее.
Она открыла глаза и посмотрела на меня. Я схватил ее за бедра и страстно поцеловал в губы.
—Только моя! Слышишь только моя, и только я имею право! — процедил я, и мой язык скользнул по ее шеи.
—Северус…-всхлипнула Анри.
Я стянул с нее платье, оставив в одном нижнем белье, и прикоснулся губами к ее груди.
—Что ты со мной творишь, любимая! — прошептал я и лизнул уже возбужденную ее грудь.
Я был уже возбужден, и в низу живота нарастала желание, и еще чуть-чуть и я не смогу себя контролировать.
Анри стала расстегивать мой сюртук, потом рубашку, руки уже не слушались, я помог ей и стянул с себя ее, бросив на ковер. Ее губы прикоснулись к моей шеи, кончиком языка она провела по плечу, и спустилась к груди. Я запрокинул голову и прерывисто задышал, ее горячие ладони обжигали мою спину. Анри прикоснулась к одному из шрамов на шеи языком и провела по рубцу. Не отрываясь, спустилась к моей груди и лизнула сосок, нежно прикусила его.