На следующий день я с нехорошим предчувствием ступил на порог дома старика. Он был очень рад меня видеть, однако я заметил, что он сильно сдал. Лицо его как будто светилось изнутри. Его сопровождали старшие сыновья.
— После того как вы уехали, я заболел, — сказал он вместо приветствия.
Он позвал меня посмотреть на свинью.
— Но я так слаб, что едва хожу, — предупредил он. — Вас проводит сын.
Свинья необычайно выросла. Теперь это было огромное, откормленное животное.
— Сыновья не отходят от меня ни днем ни ночью, — беспечно сказал г-н Ян, однако зловещий смысл его слов от меня не ускользнул. Опираясь на многочисленные подушки, он пообедал со мной в кругу семьи, хотя почти ничего не съел. Прощались мы с грустью.
— Я рад, что смог вас повидать, — сказал старик. — Прощайте! Возможно, мы больше не увидимся.
Он слабо пожал мне руку. На следующий день около полудня повар прибежал ко мне на второй этаж.
— Старый господин Ян умер, — с печальным лицом сообщил он.
Я был потрясен. Язык Лао Вона развязался, и он завалил меня подробностями ухода старика из жизни. Как выяснилось, г-н Ян внезапно ощутил, что время пришло. Семья собралась у его постели; его переодели в церемониальные одежды. Затем он спокойно со всеми попрощался, положил голову на подушку и знаком позвал к себе сына. Как только старик испустил последний вздох, сын положил ему на язык серебряную монетку, после чего его тут же переложили в гроб.
Согласно обычаям наси, умирающему необходимо как можно быстрее положить в рот серебряную монетку. Если этого не сделать, он никогда не сможет войти в рай, где обитают его предки. Поэтому рядом с постелью того, кто ослабел от болезни или старости, обязан постоянно дежурить какой-нибудь член семьи. Домочадцы сидят рядом с умирающим по очереди, и горе сыну или дочери, если он или она не успеет вовремя уловить момент отхода в мир иной. Из-за этого поверья внезапная смерть от несчастного случая или в драке считается большим горем. Потерянные души таких бедняг обречены на вечное блуждание в чистилище, пока их попадание в рай не будет обеспечено при помощи особого — и весьма недешевого — шаманского обряда.
Глава III
Рынок и винные лавки Лицзяна
Рано утром из отдаленных деревень начинали стекаться на рынок крестьяне, и ближе к десяти утра эти отдельные человеческие ручейки сливались в мощные потоки, занимая все пять основных дорог, ведущих в Лицзян. Улицы были запружены лошадьми, везущими на себе поленья для растопки, людьми с корзинами угля на спине и другими носильщиками, нагруженными овощами, яйцами и птицей. Мужчины по двое несли свиней привязанными за ноги к шесту, женщины же гнали их своим ходом, держа в одной руке веревку-поводок, а другой погоняя свинью хлыстом. Крестьяне и их вьючные животные несли и везли на продажу и другие, самые разнообразные товары. Улицы заполнял шум копыт, стучавших по твердому камню, громкие разговоры, крики и смех. На самом рынке царила суматоха — люди толкались, пытаясь разойтись друг с другом и занять на площади наиболее выгодные места. Вечером предыдущего дня в центре площади заранее устанавливали ряды крепких прилавков, разобранных из общей кучи либо вынесенных из окружающих лавок. Теперь женщины и девушки, нагруженные тяжелыми тюками мануфактуры, раскладывали на них рулоны тканей. В отдельных рядах торговали галантереей, приправами и овощами. Вскоре после полудня рынок начинал жить полной жизнью, и площадь превращалась в котел, бурливший людьми и животными.
Высокие тибетцы расчищали себе путь локтями сквозь шумную толпу. Крестьяне-боа в плащах, от которых они делались похожими на грибы, размахивали связками брюквы. Горцы-чжунцзя в грубых конопляных рубашках и штанах, со смешными тонкими косичками на бритых головах, беспокойно расхаживали туда-сюда с отрезами узкого, грубого конопляного полотна. Женщины-наси лихорадочно бегали за капризными покупателями. Многие мужчины и женщины самого экзотического вида из отдаленных деревень просто стояли столбом, глазея на заманчивые товары и элегантную лицзянскую публику.
Около трех часов пополудни базарный день достигал своего апогея, после чего торговля постепенно начинала сворачиваться. Ближе к четырем наступало «время коктейля».
Вдоль Главной улицы располагались десятки «престижных баров», и именно туда направляли свои стопы страдающие от жажды деревенские жители обоих полов. Обычным китайцам подобное явление незнакомо. Это не значит, что китайцы не пьют — просто вино у них ассоциируется скорее с застольем, и пить его принято в основном за ужином с друзьями. Женщины в Китае вместе с мужчинами не пьют, так что подобные застолья — исключительно мужская привилегия. Ради соблюдения приличий китаянки вообще крайне редко пьют алкогольные напитки на виду у всех — они предпочитают отпить глоток-другой за закрытой дверью своих покоев. Завершение длительных переговоров китайцы обычно отмечают чашкой чаю без молока и сахара. После утомительного базарного дня многочисленные чайные в китайских городах наполняются дружескими компаниями мужчин и женщин, отдыхающих за чашкой чаю. В этом отношении лицзянские обычаи весьма отличались от общекитайских. Чайных в городе не было, а если кто и пил чай в течение дня, то его заваривали в миниатюрном глиняном чайничке на жаровне где-нибудь в дальней комнате. Все — мужчины, женщины и дети — пили вино: белое жи или сладкое иньцзю. Ни один уважающий себя ребенок старше двух лет не отправлялся в постель, не выпив перед сном чашечку вина.