Харлоу качает головой.
— Не понимаю, о чём ты говоришь. После трагедии, произошедшей с мамой Зейна, я прекратил все генетические эксперименты и увёз своего сына из Рубекса, — он поджимает губы в жёсткую линию. — Может, тебе стоит подумать дважды, прежде чем обвинять человека, в чьём доме ты находишься, в столь гнусных преступлениях.
Он уходит прочь по коридору.
Я смотрю, как он уходит в свой кабинет, удивлённая столь упорным отрицанием. Когда дверь за ним закрывается, я выбегаю на улицу, к машине, где ждёт Зейн, и сажусь на переднее сиденье рядом с ним.
— Мой отец тебе что-то сказал? — спрашивает Зейн.
— Ну, да… и нет, — я встряхиваю головой, пытаясь упорядочить мысли. — Он хочет, чтобы я поговорила с тобой насчёт него и, видимо, попыталась вразумить.
Сжав кулаки, Зейн так сильно бьёт по рулю, что раздаётся пронзительный, раздражающий звук и не прекращается. Я смеюсь, когда вижу лицо Зейна — на нём смесь удивления, злости и раздражения.
— Как это выключить? — пытается он перекричать рёв сирены.
— Ударь снова!
Он так и делает, и каким-то образом сигналка затихает. Затем он переводит взгляд на меня, а я пытаюсь сдержать смех, плотно сжимая губы.
— Да давай уже, — ворчит он.
— Что? — невинно интересуюсь.
— Давай, смейся.
Большего мне и не надо. Я смеюсь так громко, что у меня начинает болеть живот.
— Прости, — выдавливаю я, слёзы застилают мне глаза. Я утираю их ладонью и пытаюсь взять себя в руки, но меня охватывает новый приступ веселья. И вдруг замечаю, что Зейн тоже усмехается.
— Приятно знать, что даже со всеми своими идеальными генами ты всё ещё человек, — говорю я, не прекращая хихикать.
— И тебе это нравится, да?
Он заводит машину и выезжает на трассу.
Пока мы едем, я рассказываю ему, что его отец отрицает всякую причастность к экспериментам на заключённых.
— Не понимаю, почему никто даже не слышал об этом, хотя я своими глазами видела, как Трей привёл девушку, над которой проводили опыты.
Зейн смотрит на меня искоса.
— Ты точно уверена, что Трей сказал правду?
— Конечно, — возмущённо отвечаю я. — С чего бы ему лгать о таком? Да и вообще, там были десятки людей, которых он и другие «граневцы» спасли за эти годы. Кейли явно не одна такая.
Упоминание её имени вызывает ноющую боль в груди. Может, я и не очень хорошо её знала, но никогда не забуду девушку со светлыми волосами, собранными в хвостик.
Я не смогла спасти её. Я не спасла никого.
Заметив вопрос во взгляде Зейна, я проясняю:
— Кейли была одной из заключённых, которых спасли и приютили в лагере.
Он кивает.
— Я поговорю об этом с отцом… то есть, с Харлоу.
— Зейн, — мягко говорю я, — он всё ещё твой отец.
Его руки сжимают руль.
— Да, знаю. Мне просто нужно время, чтобы всё обдумать.
Слова Харлоу всё ещё стоят в моей голове.
— Думаю, тебе лучше дать ему шанс объясниться. То, что он сделал, это ужасно, но с тех пор прошло много лет. Я уверена, он все эти годы корил себя за это.
Зейн смотрит на меня, прищурив глаза.
— С каких это пор ты стала его адвокатом?
— Я думаю, — медленно произношу я, — что родители иногда поступают, как им кажется, лучше для нас, не осознавая на самом деле последствия того, что может случиться, когда мы узнаем правду.
— Ты про своего отца?
Я прикусываю губу и киваю.
— Я уверен, что твой отец просто пытался защитить тебя.
— Как и твой.
Зейн замолкает на несколько минут. Единственным звуком в этой тёмной машине становится шум мотора.
— Наверное, ничего страшного не случится, если я его выслушаю, — в итоге произносит он.
Довольная его ответом, я отправляю по линку сообщение Трине, чтобы предупредить о нашем приезде. После того, как лагерь был уничтожен, выжившие «граневцы» раскололись. Половина из них скрывается на ферме Джонса, стараясь избегать радаров. Трина посылает мне координаты фермы, и я делюсь ими с Зейном.
Мы подъезжаем к ферме, где нет ни единого признака пребывания кого-либо ещё. Ни намёка на что-либо необычное. Единственный огонёк света виднеется из окна дома Джонса, но гигантский красный амбар и двор погружены во тьму.
— Если они здесь, то они хорошо прячутся, — шепчу я, когда мы подходим к передней двери.
— Говоришь, они хорошие ребята?
Я понимаю его опасения. Всего несколько дней назад Зейн полагал, что именно «граневцы» пытались убить его семью и его самого. Он, как и вся Пасифика, считал «граневцев» бездушными чудовищами. Неудивительно, что он нервничает.