На бегу петляю между кустами, клумбами и фруктовыми деревьями. Эта часть сада более тёмная и заросшая, чем там, где мы были, будто у садовника закончили силы, и он не стал идти дальше. Я слышу позади себя топот, они отстают, но всё ещё бегут за мной. До меня доносятся крики силовиков, что вот-вот начнут стрелять.
Дыхание тяжёлое. Лёгкие будто на грани взрыва. Спутанные волосы липнут ко лбу. Я скинула туфли на каблуках, и теперь бегу слепо по камням, желудям и тонким веткам, засорившим тропинку. Мои стопы бьются по жёстким бетонным плитам. Каждый шаг отдаётся болью.
Слёзы и пот смешались на моих щеках, соль пощипывает кожу. И когда я уже чуть было не падаю, не в силах больше бежать в этом платье, я вижу её. Двухметровую каменную ограду. А в дальнем левом углу виднеются железные ворота. Подбежав к ним, я пытаюсь открыть их дрожащими руками, но они оказываются закрыты наглухо.
О нет.
Силовики приближаются. Я слышу их дыхание, их шаги. Как только они обогнут то дерево, то сразу увидят меня. А дальше им хватит одного выстрела в грудь, чтобы повалить меня на землю.
Я проклинаю своё платье и, задрав юбки, пытаюсь перелезть через ворота. Нога соскальзывает. Я пытаюсь вновь. На этот раз мне удаётся ухватиться получше, железный узор впивается в ногу. Я уже наполовину забралась, когда прибегают силовики. Они кричат предупреждения и поднимают лазерное оружие. Нет времени на раздумья, я карабкаюсь вверх. Платье за что-то цепляется. Я со всей силы дёргаю его и падаю назад, тогда как лазерный выстрел проходит рядом с моей головой. Я приземляюсь на спину по другую сторону забора, из лёгких вышибает весь воздух, как будто меня ударило кувалдой. Через несколько секунд я беру себя в руки. Они стреляют прямо сквозь ворота. Хромая и низко нагибаясь, я бегу дальше. Впрочем, я в центре города. И бежать босиком через всю столицу в грязном платье и съехавшем парике, не говоря уже о светящейся татуировке, это всё равно что выйти к силовикам с поднятыми руками.
Я срываю парик на бегу и бросаю его прочь, оставляя валяться на дороге. Оказываюсь на какой-то широкой улице, где меня стопроцентно поймают. Силовики на машине перегородили путь, и двое мужчин в чёрном выбегают с оружием наготове. Наверное, они уже засекли меня, но я всё ещё пытаюсь скрыться, ныряя за большую мусоросжигалку.
Но они, оказывается, здесь не за мной.
— Это вооружённые силы! Встаньте! — их пистолеты направлены на человека, сжавшегося на земле, которого я не заметила до этого. Это мужчина, и он раскачивается вперёд-назад, держа что-то в руках. Один из силовиков светит фонариком на него, освещая то, что он держит.
Игрушечная машинка.
— Сэр, вы должны подняться и пройти с нами. Вы не можете здесь спать. Это незаконно, — силовик мягким голосом пытается достучаться до него, но мужчина продолжает сидеть на земле, раскачиваясь и прижимая к груди игрушку. Затем он начинает тихо напевать.
Силовик хватает мужчину за плечо, и тот взвывает. Такого вопля я ещё никогда не слышала.
— Мой грузовик! Мой грузовик, — орёт он.
— Заткни его, — выкрикивает другой силовик, направляя лазерный пистолет мужчине в голову.
Мужчина прекращает орать, как резаный, и теперь скулит, как потерявшийся щенок.
— Нам нужно посадить его в машину и отвезти к остальным. У нас чёткие инструкции, — твёрдо отвечает более добрый силовик.
— Этого? Он же чокнутый. От него никакой пользы. Думаю, нам стоит избавить его от страданий, — но вопреки своим словам, он опускает оружие.
— Нам сказано подбирать людей с улиц, даже если они психически больны. Хочешь ослушаться?
Мужчина начинает бормотать вновь:
— Мой грузовик, мой грузовик, мой грузовик.
Одним быстрым движением силовик поднимает оружие и выстреливает мужчине в голову. Игрушечный грузовик падает на землю и катится ко мне.
Я накрываю рот ладонью, заглушая крик.
— На черта ты это сделал? — шипит добрый силовик.
— От него никакой пользы. Чтобы операция прошла успешно, мозг должен быть исправен.
— Это не тебе решать.
Тот пожимает плечами.
— Может и не мне. Но кто будет по нему скучать?
Оба силовика забираются в машину и уезжают прочь, даже не оглядываясь на невинного человека, которого они только что убили. Убедившись, что они уехали, я выхожу из своего укрытия. Ползу по стене в направлении лежащего мужчины. Мой живот скручивает, когда я вижу его, чувствуя запах горелой плоти. Мне не нужно проверять пульс, чтобы понять, что он мёртв.
Подобрав грузовик, я возвращаю его ему в руки и шепчу:
— Мне жаль.
Я бреду вдоль стены, двигаясь в сторону океана. Рёв двигателей машин силовиков и вой их сирен звучит то громче, то тише, пока они патрулируют улицы Рубекса. Всю дорогу я не прекращаю думать о мёртвом мужчине, о крови на моих ступнях, о боли в спине, о предательстве Трея. И всё твержу себе: «Океан. Мне нужно добраться до океана».