Он молчит несколько секунд, глядя на свои руки.
— Эта девушка не для тебя, Зейн. Я знаю, тебе кажется, что она дорога тебе, но она не твоя пара…
— Мои чувства здесь не при чём. Речь идёт о том, что она невиновна, но если ей вынесут приговор, она умрёт.
Вперив в меня взгляд, он говорит:
— То есть ты всё ещё целиком и полностью верен Ариан? Готов жениться и создать семью в ближайшие несколько недель?
Каждая мышца в моём теле напрягается. Могу ли я дать подобное обещание? Могу ли заставить себя жить так, как мне не хочется? Да, если это поможет спасти Сиенну. Скрепя сердце, я отвечаю:
— Абсолютно. Ничего не изменилось.
Отец делает глубокий вдох.
— Хорошо, тогда я сделаю всё, что в моих силах, — он вновь надевает очки, переключая внимание на экран, что означает конец разговора.
Я выхожу из его кабинета, надеясь, что его сил окажется достаточно.
36. СИЕННА
Часы превращаются в дни, затем в недели, а может и месяцы. Кажется, я потерялась во времени, знаю только, что оно идёт.
Воздух в камере тёплых, затхлый, а ещё здесь воняет фекалиями. Я сдерживалась несколько дней, отказываясь пользоваться металлическим ведром в углу, но больше терпеть не могла. Боль в боку стала невыносимой. Нависая над ведром, как дворняга, я облегчилась, но с тех пор эта вонь служит постоянным напоминанием о моей слабости.
Дважды в день через маленькое окошко внизу двери мне проталкивают крошечные порции на простой металлической тарелке. Два куска вяленого мяса, ломоть хлеба и стакан воды. Достаточно, чтобы не умереть с голоду, но чрезвычайно мало, чтобы набраться сил для побега.
Ночи здесь до дрожи холодные, а дни такие жаркие, что я вечно потею. Нет спасения ни от первого, ни от второго, так что я просто сдаюсь. Это моя жизнь. И моё наказание.
Час за часом, день за днём, я просто сижу и жду. Не знаю, чего именно. Что сюда придёт кто-то, кто может спасти меня? Или кто-кто, кто вынесет ведро? Или хоть кто-нибудь живой, кроме меня?
Когда я говорю вслух, чаще всего сама с собой, собственный голос кажется незнакомым. Возможно, это связано с эхом от бетонных стен. Или просто разговор слишком пуст без остроумных шуток Кудряша и ласковых слов Трины в ответ. Тогда я пробую напевать колыбельную, которую часто слышала в детстве. Стараюсь не погружаться в мысли о маме или Эмили, потому что каждый раз я начинаю рыдать и теряю остатки сил.
Я уже привыкла к непрекращающейся боли в спине и сухости во рту. Жёсткий матрас набит колючей травой, впивающейся в меня каждый раз, когда я пытаюсь лечь, поэтому учусь спать сидя.
Днём я постоянно прокручиваю в голове все свои ошибки в жизни, из-за которых пострадали другие люди. Снова и снова я мечтаю вернуться в прошлое, стереть всё, что было и что скоро случится.
Когда дверь в мою камеру, наконец, открывается, и внутрь заходят два охранника, расходясь по обе стороны, я едва ли поднимаю голову.
Раздаётся цоканье каблуков по бетонному полу, и в камеру входит мадам Нейман. И снова она в синем деловом костюме с гербом Пасифики на левом плече.
— Подсудимая, встаньте, — приказывает она холодным и властным голосом.
Я просто смотрю на неё, слишком слабая, чтобы стоять. Она щёлкает пальцами, и охранники подходят ко мне, а затем дёргают, поднимая на ноги.
— Заключённая один-четыре-ноль-два, также известная как Сиенна Престон, — её официальный тон наполняет всё это маленькое помещение, — признана виновной в смерти полковника Джорджа Рэдклиффа и Рейни Уильямс. Казнь состоится послезавтра, — она ни разу не смотрит на меня, но я чувствую удовлетворение в её словах.
— А мои друзья? — выкрикиваю я. — Что будет с ними?
Но она мне не отвечает. Вместо этого она разворачивается на каблуках, ждёт, когда ей откроют дверь, и выходит, не оглядываясь.
Когда дверь за ними закрывается, я падаю на холодный пол и рыдаю обо всём, что я потеряла, и о том, что вот-вот потеряю.
37. СИЕННА
В день своей казни я чувствую неожиданное спокойствие. Последние два дня я провела, мысленно прокручивая всю свою жизнь, ругая себя за все дурацкие решения, гадая, как воспримут известие о моей смерти мама и сестра. Но сегодня я гоню это всё из головы и гордо иду навстречу судьбе. Ну, вроде как.
Затаив дыхание, я беру фекалии из металлического ведра и размазываю их по рукам, ногам, даже шее. Когда я всё же решаюсь сделать вдох, вонь душит меня. Спустя несколько минут и кратких вдохов ртом я отчасти привыкаю к этому запаху и начинаю дышать ртом. Покрытая густым слоем подсохших какашек я сижу на кровати и жду, когда за мной придут. Хочу сделать этот процесс максимально неприятным для них.