С оскаленным лицом Кэннон двинулся в их направлении.
— Поднимите свои руки вверх и никаких фокусов.
Он снял их револьверы, потратив на расстегивание кобуры и пояса с патронташем Джин гораздо больше времени, чем было для этого необходимо.
— Ты и я, мы могли бы немного позабавиться, крошка, — сказал Кэннон и обхватил рукой талию Джин, после чего прошептал ей что-то на ухо.
Девушка влепила ему пощечину. Это был быстрый, тяжелый удар, который оставил большой красный отпечаток на его лице.
— Ах ты, ведьма, — зарычал тот и замахнулся рукой, чтобы ударить ее.
Хенсон, не обращая внимания на нацеленные на него пистолеты, вмешался и всадил короткий правый хук в подбородок Кэннона так, что тот упал на землю, выпустив свой револьвер 45 калибра.
Кэннон забарахтался на земле, дотягиваясь до своего револьвера, схватил его и обернулся, чтобы нацелить его на Хенсона.
— Прощай, здоровяк, — сказал он.
Но в этот момент вмешался Уилсон и ударил ногой по руке Кэннона, пистолет выстрелил, выпустив пулю, которая просвистела между деревьями. Закричали и зашумели обезьяны, а листья посыпались с них, как разноцветный снег.
— Нет нужды никого убивать, — сказал Уилсон. — За убийство вешают даже в Африке.
Потирая запястье, Кэннон медленно поднялся на ноги. Он посмотрел на Уилсона недоверчивым взглядом.
— Мы натворили уже достаточно, чтобы быть подвешенными. И два или десять дополнительных убийств не сделают особой погоды.
— Тогда не делай этого, потому что я говорю не делать этого, — сказал Уилсон и повернулся к Хенсону и Джин. — Мы заберем ваших носильщиков и ваши припасы. Также эти фотокамеры. Такие вещи можно выгодно выменять или продать. Я оставлю вам немного еды и воды.
— Мы должны закончить начатое, и просто убить этих ублюдков, — сказал Кэннон, покачивая своим револьвером перед лицом Хенсона. — Хотя, для девушки мы смогли бы найти применение.
— Нет, — сказал Уилсон. — Оставь их.
Уилсон с оскалом улыбнулся Хенсону.
— Я скажу тебе, что это был неплохой удар. Я видел немало хороших ударов, и этот был неплохим.
— Ну что же, это очень радует, — ответил Хенсон.
— Можешь и дальше напрягаться, — сказал Уилсон, — меня это не волнует, но все, же это был искусный удар.
Хенсону не нужно быть доктором философии, чтобы понять, что это за люди, и он знал, что бы он ни сказал, это ничего не изменит. Уилсон, похоже, не хотел убивать их, но в некотором смысле именно это он и делал, оставляя их в джунглях безоружными. Теперь для них, чтобы выбраться из этого района Африки в более безопасное место, было нужно нечто большее, чем некоторая сопутствующая удача. Возможно, вариант, который предложил Кэннон, был бы лучшим. По крайней мере, смерть была бы мгновенной.
Через несколько минут Хенсон и Джин стояли рядом, фляга с водой и пища лежали у их ног, и наблюдали, как отобранное у них сафари растворяется в джунглях.
— Вот же твари, — сказала Джин.
— Ты обижаешь божьих тварей, — ответил Хенсон.
После минуты молчания Джин спокойно сказала:
— В этом инциденте была одна приятная деталь.
Хенсон уставился на нее. — И что же это могло быть?
— Большой, чернокожий был прав: тот удар был очень умелым. Это и была единственная приятная деталь во всей ужасной истории.
Хенсон потер свои сбитые костяшки пальцев. — Мне тоже понравилось, — сказал он. — Но я должен сказать тебе, что пощечина, которую ты выписала ему, также не была второсортной. Ты хорошо заехала по зубам тому молодчику.
— Хорошо, — согласилась Джин.
Глава 2
Прошло четыре дня. Хенсоны быстро истратили свой скудный паек и начали питаться какими-то фруктами и орехами, увидев, как их ели обезьяны, безо всякого для себя вреда. Но голод они утоляли только отчасти. Будущее выглядело зловещим. Отец и дочь пробирались обратно в направлении, откуда они пришли, но преодолели только незначительное расстояние, все силы оставили их, и к тому же были задержки, необходимые для сооружения платформ на деревьях, чтобы избежать львов, которые всю ночь напролет блуждали в поисках добычи. Хенсон не мог отделаться от мысли о том, что изменение направления ветра может отнести их запах вниз, и если это произойдет, львы могут с легкостью взобраться наверх, в их не слишком высокое убежище и превратить людей в свой ужин. Конечно, и леопард мог бы сделать это. И это была не та мысль, что способствовала глубокому и комфортному сну.
Однако сейчас был день, и настроение Хенсона несколько улучшилось, хотя и не особо, о нем вряд ли можно было с гордостью писать домой. Он сидел на поверженном бревне рядом с Джин, отгоняя кусачих насекомых и обдумывая сложившуюся ситуацию. Они признавали необходимость делать привалы чаще, так как, оказалось, что с каждой милей уставали все быстрее.