Чирков Вадим Алексеевич
Забытые боги
"Древний высится лес, топора не знавший от века,
Веришь невольно, что он — тайный приют божества".
Публий Овидий Назон "Amore"
"Человек, суете который уподобится, дни его, яко осень преходят, скачет, яко козел, раздувается, яко пузырь, гневается, яко рысь, съесть хощет, яко змия, ржет, зря на чужую красоту, яко жребя, лукавует, яко бес, насыщаяся невоздержно, без правила спит, Бога не молит, покаяние отлагает на старость, и потом исчезает не вем, камо отходит или во свет, или во тьму, день судный явит каегождо".
Протопоп Аввакум
"В любом человеке в каждый миг заключено все его прошедшее и грядущее"
Оскар Уайльд
"Я прислонился к дереву, слился с ним и мало-помалу стал совершенно спокоен."
Михаил Пришвин "Дневник"
В большинстве американских лесов никогда, кажется, не было ни одного человека. Зайти в лес из-за тесноты деревьев и густых нижних веток можно лишь бочком и сильно нагнувшись, а там, дальше, надо хорошо подумать, стоит ли продвигаться (пробираться, продираться, протискиваться, переться) вглубь. Там, дальше, начинается первобытье, хаос, в котором двуногому просто нечего делать; здесь могут существовать только четвероногие да и то, лучше, небольшого размера.
Американский лес существует, верно, с конца последнего ледникового периода (10 тысяч лет назад) и в нем, повторю, судя по его непроходимости, не бывала нога человека. Упавшие стволы деревьев, где сгнившие дотла и существующие только благодаря панцирю коры, где только еще покрытые мхом, но уже мягкие внутри, как вата (ступишь на него и провалишься), а где и недавно поваленные наземь исполины; неодолимые нагромождения сучьев, ямы и ямки, груды зеленых от плесени камней, принесенных, должно быть, ледником, густой подлесок, заросли незнакомой травы — и ничего похожего хоть на какую-то тропинку.
Русский, увидав такой лес, скажет, конечно, что в нем черт ногу сломит; русский лес совсем другой: он "очеловечен" — исхожен охотниками, грибниками, ягодниками (о тайге не говорю, я там не бывал, мне знаком лес европейский части России), он исхожен, в нем всегда можно нащупать глазами подобие тропки, он так или иначе обихожен лесниками, которые упавшее дерево пилят и чурбаки складывают в штабеля, а те благополучно превращаются в труху, не заражая лес гнилью.
Десяток метров от шоссе (хайвея) вглубь в американском лесу еще кое-где можно пройти: люди все же пытались заглянуть в чащобу, в таинственный мир первобытного леса и проложили там и сям начала стёжек, стёжки эти заканчиваются, как правило, либо у замшелого ствола упавшего дерева обхватом в метр, либо перед стеной кустарника, либо перед сетью низких, безлистых уже веток деревьев, прочно перегородивших путь. А то встанет перед человеком стеной гряда камней и он остановится, гадая, стоит ли перелезать через нее неизвестно ради чего.
Здесь, вблизи этих робких дорожек, можно найти кое-какие грибы — шампиньоны, моховички и маслята; не уверен, что они растут в глубинах этих лесов, как, например, в русских вырастают в заветных местах роскошные белые и грузди. Грибы — давно уже очеловеченное растение, недаром, наверно, грибники ходят в лес с корзинами: сквозь их щели они рассыпают, бродя от дерева к дереву, споры, сеют их, сеют каждой осенью.
В одном месте в лесу, о котором пойдет речь, неизвестно по каким причинам, скорее всего давними-давними строителями дороги, был вырублен целый участок (а может, это была прихоть природы?) и таким образом от шоссе во владения деревьев вдавался уступ, а уступ занимал высокотравый (не болотистый) луг. Проезжая как-то мимо него на чужой машине, я заметил лиловые островки ириса (другого такого цвета нет), белые пятна, скорее всего, ромашки и розовые мазки — наверняка — луговой гвоздики. Все это было за невысокой стеной кустарника, отгораживающего лес и уступ от дороги. Луг всего лишь мелькнул, но успел очаровать меня разбросанными по нему красками — так холст гения, висящий среди других картин в музее, издалека дает знать о себе. И я упросил приятеля завезти меня как-нибудь на это место. Упросить, кстати, было нелегко, так как здесь не принято останавливать машину на хайвее без крайней необходимости.
Я еще не знал, для чего мне нужно было побывать на этом лугу, но то, что было нужно, я чувствовал.
Через полторы недели — была середина июня — машина приятеля остановилась у стены кустарника, за которым стоял тот лес с уступом.
Ну да, я не ошибся: ирисы, ромашка и гвоздика. Еще — дикий лук с высоко стоящими цветами. Отцветший шиповник и незнакомые кусты. Гудение пчел. Грузные шмели. Вспорхнувшая — наверняка из гнезда в траве — птица. Живое дыхание луга. Легкий аромат меда. Прохладные лепестки ириса, пчела, устало вылезающая из глубины этого сине-лилового чуда.