Вспомнил я, слава богу, Валеру, бородатого, в тельнике, сидящего на корме дубка, ржущего чему-то, Валеру, неудержимо атакующего всякую, сулящую ему радость вещь, и понял, что с его помощью родилось во мне уже не настроение, а настромление (дивное это слово, однажды услышанное мной, состоит из "настроения и устремления"), и… догадайтесь, мужики, что я сделал? Все правильно: я проговорил нужные слова, сел в свою "Хонду", послушал, ровен ли ее мотор, и поехал в городок, до которого было от меня 12 миль. Влился, всё еще приговаривая разные полезные для здоровья слова, в поток машин.
Моей искрометной поездке нужно было придать ради душевного равновесия серьезность, этакую деловую нахмуренность. Я вспомнил о задуманных грядках и, прежде чем зайти в заветный магазин, заглянул в "Инструменты", где купил штыковую лопату, грабли и присмотрел низенькую скамеечку, на ней я буду сидеть у камина..
— Если вам понадобится трактор, — сказал, плакатно сияя, продавец, — и все посевные насадки, я дам вам адрес прекрасного магазина.
— Трактор это то, что мне нужно, — согласился я. — В самое ближайшее время! — И взял визитку того магазина.
Отыскал цветочный магазин, где, кроме цветов, торговали всем для грядок, и купил помидорную рассаду, семена огурцов, редиски, укропа, посадочный (мелкий) лук.
А после, ни в чем уже не сомневаясь, взял в Liquorе две бутылки "White horse", а в другом моими покупками были: цельный кусок сыра, шмат ветчины, брус "битковой" свинины на случай "жора", черный хлеб; в третьем — огурцы, помидоры, зеленый лук, не забыл и про две головки чеснока. Получил аж три улыбки продавщиц, каждая обещала кудлатому и бородатому (с изря-а-адной сединой), но еще крепкому джинсовому мужику свидание, да еще какое… но я ни насчет американских улыбок уже не обольщаюсь. Для меня сегодня важнее было то, что находилось в двух тяжеленьких сумках.
Домой я вернулся к шестому часу, солнце приближалось к лесу. Сложил покупки и отправился в сарайчик, к духовитой своей поленнице. Долго искал сухие, постукивая поленцами друг об дружку (клавиши, ей-богу, клавиши!) и даже нюхая их. Иные поколол, поминая добрым словом чурбак.
Я готовил для себя редчайший кайф, и черно-белые фортепианные клавиши уже сопровождали мои движения и передвижения. И вот с охапкой дров ввалился в дом.
Все дальнейшее походило на подготовку к длительной и истовой молитве. Мною постепенно оладевало бла-го-го-ве-ни-е. Как, может быть, у индуса или мусульманина перед общением с Буддой или с Богом. Не торопясь, сидя уже на крылечке, я нащепал лучины от сосновой доски ящика, оставленного в сараюшке как раз для такого случая (запахло смолой). Аккуратно сложил в камине будущий огонь, подложив под лучину бумажный кулек в который была засунута одна из "Белых лошадей". На стуле (нужно купить маленький столик!) вкусно разложил на листах баунти снедь: сыр, ветчину, хлеб, на тарелочке — нарезанные помидоры, огурцы и зеленый лук. Чуть посолил их. Крякнул удовлетворенно. Придвинул к камину скамеечку, сел. Одной спичкой зажег бумагу под дровами. Протянул руку под стул — да, она там, "Белая лошадь".
Лучина горела весело. Пламя ее понемногу охватывало полешки. Когда я понял, что огонь в камине состоялся, когда увидел, что дым исправно уходит в трубу, когда в трубе загудело, я достал плоскую бутылку, открутил треснувшую пробку и глотнул.
Закуски никакой, к моему удивлению, не потребовалось, виски не водка, и я глотнул еще раз. Выпивка так же исправно зажгла внутри меня свой камин, огонь поднимался от желудка выше, выше, и вот он начал охватывать мозги, и они тоже загорались.
И я, потеплев мозгами, подумал для начала, что сам я теперь, верно, похожу на дом (раз уж во мне зажегся камин), и нужен еще дым надо мной, раз я дом, — дым из трубы, из трубки, от сигареты…
На минуточку дом, на минуточку крепость, где живут, ходят из комнаты в комнату, перебирают вещи, ищут что-то и находят, и рассматривают и листают книги, и замирают над старыми письмами люди-мысли, мысли-люди…
Дом, в который нельзя заходить, не предупредив, не постучав.
В двери нынче никто не стучись;
Даже гость долгожданный сегодня случись,
Не открою, я заперт, и хрупка душа,
Кто б ты ни был — войдешь, мои замки круша.
Так вот, оказывается, как связаны камин, виски и трубка!
Может, быть, мне снова (раз уж я дом) начать курить? Сколько раз я уже подумывал здесь о табаке.