Выбрать главу

бороды, вьющийся понизу мышиный горошек, желтенькую лапчатку на самой земле, синие островки ирисов (касатиков, петушков) и хвощ поближе к мочажине.

Обойдя луг вдоль и поперек, я подошел к деревьям леса, выбрал дерево, сел лицом к лугу, прислонившись к стволу…

Сидел и сидел, бездумно глядя прямо перед собой.

— Цветы, — проговорил я вдруг (не то, чтобы сказал, а само собой выговорилось; может быть, мой Поводырь ткнул меня в бок, а то и брякнул за меня), — вы, пчелы и шмели. Мне нужна женщина!

Молния не сверкнула, гром не грянул, и аварии на шоссе не случилось, и Господь не предстал передо мной в белом халате и со скальпелем в руке, дабы тут же вырезать у меня седьмое ребро, и ветка в лесу не упала, только одинокая пчела, пролетая мимо, сделала круг надо мной, учуя, должно быть, аромат чая с сахаром на моих усах, а может, обследуя новый объект, похоже, древесного происхождения — на предмет улья-колоды.

Да, конечно, ничего не произошло после озвученного мною откровения в этой дивной исповедальне, хотя мне и показалось, что я не просто сотряс воздух. Мне показалось — мистическим краем моего сознания я подумал, — что только что послал в пространство сигнал, как другие живые существа посылают феромоны, которые так или иначе уловятся тем (той), кому они предназначены.

Я посидел еще какое-то время, бездумно обшаривая глазами луг, по которому ходили плавные волны безветренного дня. Посидел, поднялся и пошел к дому, не зная еще, что буду делать сегодня.

* Здесь приведу прекрасную иллюстрацию к затронутой теме. "Николай Александрович никогда не обдумывал заранее ни слов своих, ни поступков. Он намечал только главное направление, предоставляя все остальное наитию, которое придет в нужную минуту" А.Н. Толстой.

Чем, скажите, не Поводырь Толстовское наитие?

Тропинка

Да, вот что — схожу-ка я все-таки к ручью, у меня ведь кончилась вода. Там я обещался вырыть ямку. Пойду, пойду к ручью, наберу пока что воды и покумекаю насчет ямки, где ее рыть и как…

Я взял черную сумку с пустой десятилитровой бутылью, кружку, закинул сумку за спину и двинулся в лес. Попробуем заварить чай водицей из моего родника.

Мне давно уже известно: одна дорожка не похожа на другую: по этой я готов ходить в любое время, а та — как ее ни топчи, как ни старайся полюбить — не тянет к себе. Что в этом, не знаю, но что-то есть. Тропка к ручью, хоть и не была еще дорожкой из-за непротоптанности, уже звала меня. Может потому, что я сам ее торю.

Приручаю.

Паутины, заграждавшей мне путь к ручью, не было; пауки съедают ее, постаревшую от ветерков и изодранную в драках при охоте за дичью, съедают, читал я где-то, чтобы не пропадало добро. Я ступил на тропинку, ее можно было уже разглядеть в лесу по примятой траве, но больше по знакомости всего, что встречалось по дороге.

Здесь я обхожу слева дерево, непременно проводя по бугристой его коре ладонью — здороваюсь. Дальше идет зеленый островок отцветших ландышей, рядом с которым я, конечно, замедлю шаг. Потом снова поворот влево, чтобы обминуть со стороны корней полегшее давно уже дерево с сохранившейся корой, но рыхлое внутри; я попробовал было ступить на него, но нога провалилась. Минут пять я иду прямо по редкой траве, пробившей палую прошлогоднюю листву, и по побегам плюща, пока не остановлюсь перед огромной каменюкой, украшенной медалями зелено-золотистого лишайника, а внизу покрытой мхом. На верхушке камня я два раза — в солнечные дни — видел зеленую ящериц, еще одно украшение камня.

За камнем начинаются заросли папоротника; его я обхожу стороной — не хочется приминать гордые зеленые крылья.

Благословенна будь, тропинка, которую я прокладываю своими ногами! Ты все меньше занимаешь моего внимания, шаг мой становится размеренным, ты оставляешь меня наедине с самим собой, с той мыслью, которую я хочу додумать.

Башка, мышление — очень самостоятельные субъекты. "Я", говорят, находится в голове, но голова порой работает вне зависимости от "Я", которое Бог знает где расположено. Вдруг она (голова) что-то "тебе" выдает и "ты" не сразу понимаешь, откуда оно взялось. Я частенько уже пользуюсь этой экстерриториальностью мышления. Забрасываю в мозг, как в компьютер, некий вопрос, возникший в работе, и иду спать или заниматься друими делами, думать походя о том и о сем. Через некоторое время мой отшельник (может, это тот самый Поводырь?) "стучится" ко мне. "Да?" — "Вот тебе ответ". — "Ага, спасибо, посмотрю…".

А иной раз (Отшельник? Или скиталец по неведомым мирам? По Космосу? По Единому Информационному Полю?), иной раз странный этот субъект будит меня ночью: "Тут я приготовил тебе кое-что…". Я встаю, записываю. Утром примеряю ответ к недописанному тексту. "А что, интересно… Только очень уж необычно… подойдет ли?".