— По-моему, интересно.
— Русская переведена, подстрочно, есть транскрипция, я попробую даже произнести ее на русском. Sta-ry penn bo-roz-dy ne is-por-tit. Я правильно выговорила ваши слова?
Я рассмеялся.
— Почти все. Кроме того, что не пень, а конь. Между ними есть разница.
— Я все успела перепутать. Напомните, что такое konn.
— Конь это я. The horse. Впрочем, и пень, the stump, тоже. Но не все время. А где вы прочитали про пень?
— Наверно, в следующей пословице. Я ее не запомнила. Что-то вроде cherez penn… и еще что-то. Konn, penn, denn, — вроде трогаешь струны гитары.
— У нас еще есть интересные слова: лень, тень, сень, олень…
— Странный язык. Вы не замечали, что в нем слишком много от струн?
— Пожалуй… Так вы нашли эквивалент?
— Ни я, и никто из сотрудников. Наверно, это только русская пословица. Я вспомнила о ней по дороге и затормозила.
— Разве мы так уж отличаемся ото всех? Наша страна… А что вы, кстати, о ней думаете?
Кристина задержала на мне взгляд.
— Сказать честно?
— Конечно.
— Большая и холодная — как наша Аляска. И трудно переводимые пословицы.
— А я — как доказательство ваших слов.
На этот раз рассмеялась Кристина.
— Не обижайтесь! Я ведь предупредила, что мне ужасно захотелось не делового разговора, а чего-нибудь попроще.
— А залетели в языковые и другие дебри.
— Я не хотела. — Кристина взглянула на ведро. — Свежая? Из ручья? Ой, налейте мне чашечку! И сменим тему.
Я вынес чашку, набрал воды, подал Кристине. Она отпивала по глоточку и всё осматривалась, молча решая, должно быть, мою загадку. И я, в свою очередь, подумал: если бы здесь были русский или русская, они немедленно начали бы задавать вопросы насчет моего робинзонства: как? почему? зачем? (на кой ляд?). Вот женщина что-то про себя решила, вздохнула (чуть заметный вздох ее выдал) и действительно сменила тему:
— Ваш ручей где-то неподалеку?
— Семьсот примерно футов.
— Там, наверно, очень живописно.
— Очень.
— А лес?
— Он труднопроходим.
— В нашем городке такой красивый парк. Приезжайте посмотреть.
— Конечно. Я ведь должен закупать продукты. И мне нужна еще куча всяких вещей.
— Ну вот мы и заговорили, как деловые люди. Это я на вас так действую. — Женщина посмотрела на часы. — Мне пора. Извините, что я вторглась в ваше… в вашу…
— Я никуда не спешил.
— …неторопливость. Если я опять загляну к вам, вы не будете против?
— Милости прошу.
Кристина отдала мне чашку и пошла к шоссе. Обернулась и помахала рукой. А я поднялся на крыльцо и понес ведро к умывальнику.
Лучшее средство от наваждений, рекомендуемое всем отшельникам во все времена, — колка дров. Ну, возня с дровами. С хворостом, с деревом, с чурбаками, с поленьями. Где пилой, где колуном, где топором, а при кладке поленницы — руками. Эта нелегкая работа не допускает досужих мыслей. Мыслей она вообще не допускает.
Честное слово, хорошая работа! Особенно, если у тебя есть ладный чурбак и топор. Этим делом я и занимался полдня, раскалывая на поленья отпилки от толстых сучьев, устилавших недавно землю на моей дорожке. Отпилки не были колкими из-за сучковатости, в раскат не шли даже после двух ударов, но когда они расседались после третьего, приятно было взглянуть на уже подсыхающую светлую древесину. Эти дрова будут славно гореть в моем камине.
Отдыхая на поваленном для удобства сидения чурбаке, я подумал вскользь, что моя не так уж давняя работа извилинами — мускулами, скажем, коры мозга (разве не похожи на мышцы?) — сродни, верно, возне с дровами. Да и есть ведь выражение: шевели извилинами! Нет, посмотрите сами: укладывание строк сперва в абзацы, после — в страницы-поленницы, перебрасывание или перетаскивание строк и абзацев с места на место… И извилины так же устают (помню ту усталость), как мышцы спины и рук.
За работой с грядками и дровами прошел день, другой, и третий заканчивался, и я смирился уже с тем, что визиты женщины были случайными; что всего лишь русская блажь задурила мне голову — ждать, что вдруг возле моего домишки, возле моей конуры остановится одна из этих машин, этих деталей, прочно вставленных в ленту скоростного американского конвейера…
Блажь, блажь…
Право на вздох
Подступал вечер, было душновато, как бывает перед приближающимся дождем, ночью он, вероятно, падет на лес и луг, на крышу моего дома, но пока его дождешься… Открывая холодильник, я поглядывал на непочатую флягу "White horse", но сегодня мне не хотелось на этой лошади уноситься далеко — и я никак не решался отвинтить пробку.