И вдруг раздался визг тормозов и скрип гравия под колесами машины, съезжающей на обочину. Сердце мое забилось, я выпрямился у холодильника. Вышел..
Кристина приближалась к крыльцу. Она снова была в светло-бежевых коротких шортах и легчайшей (но не прозрачной) кофточке, так же, как в прошлый раз натянутой на голую грудь. Наверно, переодевается после офиса в машине.
— Если бы тебя (по каким-то своим оценкам ситуации она перешла на "ты", и это меня устроило) не было по дороге, я бы умерла, — чуть сделав шаг ко мне, объявила она.
— От усталости? — По первому же взгляду на лицо Кристины я понял, что она не в себе.
— От всего на свете, — ответила женщина, подходя к крыльцу. — Кофе мне не поможет, налей капельку виски. Я сяду здесь, на крыльце. Слушай, заведи плетеное кресло, если хочешь, чтобы к тебе заезжали гости!
Я вышел через минуту, неся плоскую бутылку "Лошади" и две рюмки.
— Чертов день! — продолжала Кристина. — Чертов! А ночь — только черный промежуток между двумя сумасшедшими днями. Чертова жизнь! Нет, налей больше. Вот так. Я хочу отрезветь от того дурмана, в котором нахожусь. Выскочить из него на несколько минут. А ты можешь и не пить.
— Что с тобой? — После слов Кристины между нами рухнуло сразу несколько перегородок.
— Не знаю. Тоска. Отчаяние, — продолжала она рушить перегородки. — Устала. Хочу моря. Виски хочу. Пчела влетела в салон и билась об стекло, а я не могла остановиться, чтобы выпустить ее. Не знаю, чего хочу. Хочу треснуться лбом об стену. Хочу спать. Хочу жить. Налей мне еще виски.
— Это было всего лишь несколько таких минут, — продолжала она, — имею же я на них право! На вздох. Хоть и со стоном. А ты, кажется, тот, при котором я могу вздохнуть. Ты буддист, пасечник, отшельник, пустынник, ты дышишь простором, покоем — и я при тебе могу расслабиться, хотя при взгляде на тебя меня разбирает злость. Что еще? Ощутить вокруг себя — плечами, спиной, грудью, коленями — твою пустыню. И даже поведать тебе самое сокровенное. Но с этим я, конечно, погожу…
— Это просто такая минута… — повторила Кристина, — одна лишь минута, но без нее человеку нельзя. Он не пружина. Нет, он пружина! Но ведь и та стремится к расслаблению! А ее напрягают снова и снова…
Я стоял у притолоки с флягой виски и недопитой рюмкой.
— Послушай вот что. Ты — выход. А я его безуспешно искала. Это ты сам себя придумал таким? Может, это твой имидж?
— Минут пятнадцать назад я существовал только для себя.
— Это тебе казалось. Так не бывает. Каждый из нас еще для кого-то. Ты случайно не какой-то там сектант в поисках несчастных вроде меня? Ты не из тех проповедников Неисповедимого Блаженства, что дежурят на перепутьях? Не станешь морочить мне голову бреднями о конце света и покаянии? Не поведешь кланяться какой-нибудь гнилушке?
— Я вне вероисповедания.
— Что? — Кристина заморгала. — Как это?! Так не бывает!
— Давай не будем затрагивать эту тему. Ты слишком устала.
— Это правда. Не время и не место. Я просто забыла выключить в себе мотор. Да, ты прав. Давай поговорим о чем-то другом. Бесконечность оставим на потом. Фу-у-у!.. Смотри — вечереет. Тебе не бывает здесь тоскливо? Одиноко?
— Пока нет. Вечер — это интересно.
— Выдрючиваешься?
— Нет. Я подбираю к вечеру слова.
— Ах да. Ты ведь писатель. Ну и как идут дела? Послушай! Я поймала себя на том, что выкладываюсь, как на исповеди, а ты всё помалкиваешь.
— Но я ведь отвечаю тебе. Вот и еще отвечу: совсем недавно меня трясло почти как тебя. И я устроил себе передышку. Вздох.
— До чего же мы по-разному скроены. Наша, американская, "передышка" наступает тогда, когда мы не можем уже отличить Лондона от Парижа и Токио от Венеции. А ты позволяешь себе роскошь в рабочем еще возрасте не зарабатывать деньги. "Подбираю к вечеру слова"! Думаешь, они кому-то понадобятся? Кому в нашем сумасшедшем мире нужны слова, кроме самых необходимых? Кто тебе за них заплатит? Работал бы лучше на рекламистов!
— Ты начала сердиться.
— Ох да. Я забыла на минуточку, что разговариваю с отшельником. У тебя и часов-то, наверно, нет, ты определяешь время по цветам и звездам. — Кристина глянула на часики на запястье. — Уй! Мне пора ехать. Не сваришь ли чашечку кофе? И он еще говорит, что не исповедует никакой религии! Да ты наверняка католичнее Папы Римского! Только в чем?
Я допил рюмку и направился к плите. Кристина осталась на крыльце. Вопрос "Кому нужны твои слова?" был моей болью. Действительно, кому?