Этого скворца я давно уже приметил. Его дом, видимо, был недалеко от моего, скорее всего, в дупле дерева. Он был из любопытных, и если у него выдавалась свободная минута, прилетал поглазеть на нового жильца. Он садился на нижнюю, сухую ветку дуба и следил за моими передвижениями по двору. Увидев его, я чуть поднимал руку и приветствовал соседа. И тоже время от времени взглядывал на скворца. Не знаю, какие он делал умозаключения, наблюдая за мной, но первое наверняка было: этот двуногий с недоразитыми крыльями точно не опасен. Занимается примерно тем же, что и я: наводит у себя порядок. В лес ходит, должно быть, за едой, клюет из тарелок, отдыхает, сидя на крыльце, как я на ветке у гнезда.
Но где его самка?
Когда Кристина впервые присела на крыльце с чашкой кофе, я заметил, что скворец прилетел на это событие и с любопытством, то подбегая по ветке поближе, то, волнуясь, отбегал — взирал на мое общение с женщиной. По нем было видно, что он думает: "Пока щебечут; друг к дружке не приближаются; он взмахивает своими недоразвитыми крылышками, наверно, расхваливает жилье, но сдержанно, видно, что самец немолодой. Самка поглядывает на него и на дом изучающе, как делала бы любая скворчиха…"
И другие любопытные наведывались ко мне. "Гости" приходили в основном ночами и кто какие оставляли "визитки" — в виде орешков, в которых можно было узнать косульи, ежиные, заячьи.
Возле сарайчика я увидел примятую траву — так примятую словно на ней ночью кто-то уютно, без опаски спал, сообразив, что хищник, может быть, побоится приблизиться к жилищу человека и устроить близ него резню. И однажды утром я узнал, кто облюбовал это местечко для ночевок — звуки моих шагов по комнате, кухне, открывшаяся входная дверь спугнули с лежки косулю, я увидел ее убегающей вдоль кромки леса и луга.
Наверно, не одна пара глаз следила за мной по вечерам и ранним утром, когда я выходил на крыльцо.
Вынесен на крыльцо пластмассовый тазик с водой, небольшая зарядка, большущая радость от встречи с воздухом утра; мой скворец и другие птицы расселись по веткам деревьев вокруг, чтобы не пропустить этот театр. Я полощусь, птицы переглядываются, пересвистываются, они взволнованы, они, кажется. кивают друг дружке — пришелец похож на них, окунаясь в воду и отряхиваясь потом…
Я не одинок сейчас, со мной и птицы, и Утро, и воздух с луга, и дерево над домиком, еще не потревоженное ветерком, и луг просыпается, над ним шевелится и тает тонкое одеяло туманца, а огромное существо в лесу, ворочаясь и тяжело вздыхая, гонит на мое крыльцо теплый воздух, пахнущий звериной шкурой.
По утрам я тоже птица, ведь я "жаворонок". После холодной воды я полон энергии (вот еще добавлю ее кружкой крепкого чая), голова свежа; вчерашнее за ночь не то что рассеялось, а спряталось в каком-то уголке сознания, оно надо мной не властно, как вчера. Пусть все будет так, как решил фатум. Я в него верю. Пусть все развивается (если будет развиваться) по законам Природы. Я сам, живя здесь в "конуре", ничем не могу повлиять на его замысел. Я и сам теперь природа, я…
Вот что, неожиданно решил я — пойду-ка сегодня в лес, попытаюсь пробраться в его глубину, посмотреть, что там, за ручьем. Я давно это планировал, но все откладывал. Пора, пора в лес!
А сейчас завтрак.
Зажжен на плите голубой огонь, на нем воцарился стеклянный чайник, заполненный наполовину, я приготовил кружку, блюдечко, чтобы накрыть ее для запарки, ложечку, жестяную банку со смесью двух хороших крупнолистых чаев — "Ahmad" и "Old Britania". Мои немногие шаги по кухоньке и движения рук спокойны, я в самом деле буддист, японец, своей медлительностью я медитирую. Я заварю чай, а чаепитие устрою на крыльце. Чаепитие с видом на цветущий луг, потому что дзэн-буддизм весьма ценит "утреннее зрение". Блюдечко с бутербродом будет рядом.
Надо все же купить плетеное кресло и столик, вмешивается делльная мысль. И Она ведь о нем говорила, о кресле. Снова Она! Ну, теперь все-все будет связано с Ней!
Интересно, а каково было отшельникам? Как они боролись с наваждением? Бедняги. Наверняка вдобавок к бесчисленным молитвам занимались самоистязанием. Когда исхлестана в кровь спина, не до грешных, наверно, мыслей.
Сразу после чая, я отправлюсь в лес.
Привлеченный ароматом чая и сахаром, возле меня закружил шмель. Сделал круг, другой — чай ему нравится. Пролетел над самой кружкой, что была у меня в руке, понял: горячо, и, сердито жужжнув, махнул на луг. Я проводил его глазами. Солнце уже накрыло луг; цветы, должно быть, открываются один за другим. Кушать пчелам подано! Сюда, к нам!..