Дома я взял с подоконнника круглое зеркало, глядя в которое я подкорачиваю, сидя на крылечке, бороду, глянул на себя… В самом деле отшельник и пустынник. Оброс как дикарь. Дочь, как всегда, определила меня точнее: Робинзон.
Мачо
На следующий день я пошел к машине, завел ее, и, пока прогревался давно не работавший мотор, вернулся в дом, сунул в карман рубашки деньги, запер дверь.
Мне захотелось побыть среди людей.
Машина влилась в поток других, вести ее можно одним мизинцем, я на этот раз порадовался движению, к которому присоединился, к тому, что природа закружилась наконец, понеслась мимо меня; впереди завиднелись холмы, много неба, тяжелый и медленный, как черепаха, самолет тащился через видимое пространство.
В городке я остановился для начала возле парикмахерской. Девушка парикмахер в джинсах и коротеньком (рабочем) сиреневом халатике сидела у дверей на стуле, листала глянцевый журнал с красоткой на обложке и курила. Высветленные ее волосы были собраны сзади в хвост. Я подошел, она встала и так ослепительно улыбнулась, что я почувствовал себя молодцом.
Кресло было пусто, откуда посетители в этом малолюдном городке.
Девушка восстала сзади, тронула обеими руками бурый, как у медведя, с изрядной сединой, груз волос сзади и над ушами и спросила глазами, что с ним делать.
— Давайте укоротим, — предложил я, — и хорошо укоротим. Я немножко запоздал с визитом к вам.
— Я вам рада в любое время, — дежурно ответила девушка, еще раз улыбнувшись, и принялась за дело.
Я молодел на глазах. Черт побери, как мирилась с пустынником Кристина! Я молодел, и это было видно по глазам девушки, с удовольствием поглядывавшую на перемены в клиенте. Усы и бороду она подкорачивала, каждый раз задерживая ножницы и спрашивая разрешения: еще? Еще? Она, по-моему, даже увлеклась (бывает и такое), лепя из Робинзона этакого нестарого еще мачо в джинсовой рубашке с загорелыми лицом и шеей. Redneck называется это у американцев, красношеий. Так они говорят про работяг.
Улыбнулась девушка на и прощание — так на этот раз, словно пообещала полновесное свидание этим же вечером. Жаль, что это лишь приглашение еще и еще раз заглянуть в заведение. Что улыбка — всего лишь реклама парикмахерской. Чтобы удостовериться в этом, я оглянулся: девушка, как и полчаса назад, листала, скучая, глянцевый журнал.
И все равно после парикмахерской во мне остался заряд бодрости. Я еще молоток! Заряд нужно было чем-то подкрепить. Тут же мой взгляд отыскал бар (он сделал это сам, без моего, по моему, участия), куда я и нырнул. В баре было полутемно, что и требовалось для принятия в рабочее еще время спиртного. Я заказал виски, выпил и тут же понял, что отношусь к себе несерьезно. Немедленно заказал вторую порцию и прежде чем выпить, оглядел помещение. Высокие стульчики у стойки, подсвеченные бутылки с экзотическими наклейками (дивная география алкоголя открывается глазу посетителя!), тяжелые шторы на окнах, вертолетные лопасти двух вентиляторов под потолком. Все как везде в таких заведениях, ну да ничего особенного в них и не требуется. Для кайфа вполне достаточно полутьмы, увлекательной географии наклеек и вертолетных лопастей над головой. После второй, разумеется, порции виски. Бармен, пожилой, лысый и полный мужчина, с длинной губой, хоботком нависающей над нижней, налив вторую порцию, скрылся в подсобке. Потом он вернулся, глянул на меня, но я еще не допил виски.
Третью порцию я заказывать не стал: на улице все еще жарко, да и третья может замутить открывшуюся ненадолго, "меж трезвостью и хмелем", особую ясность сознания. Я допил капельку виски, расплатился и вышел. Мне потребовалось еще что-то, но я пока не знал что. И снова взгляд пустился по уличным вывескам.
Ага! Да вот же оно! Polo!
В биллиардной было два больших стола, за одним катали шары двое парней, два качка в в расстегнутых куртках-безрукавках, одетых на голое тело, оба стрижены наголо, у одного серьга в ухе, руки другого во всю длину, до куртки, разукрашены разноцветной татуировкой.
Я заказал час, взял шары, выбрал кий, поставил пирамиду, разбил и принялся потихоньку забивать шары в широкие американские лузы. Наши лузы узкие, забить шар трудно, но престижно; здесь можно пустить шар вдоль бортика и он закатится. Ну, все равно, биллиард, да еще после двух глотков виски — это не луг, не тропинка в лесу и не ручей. Азарт!
Зашел пожилой мужчина — в ковбойской шляпе, резкие вертикальные морщины на щеках, седой клочок волос под нижней губой — и спросил у меня (полоска ослепительно белых искусственных зубов), не хочу ли я сыграть с ним. У меня остались три шара, я ответил, что мне, к сожалению, пора уходить. Он кивнул и сел на стул, дожидаясь моего ухода или еще одного биллиардиста. Стал смотреть, как я справляюсь с шарами. Мой одинокий кайф был подпорчен, шары не шли, я оставил их, положил кий на стол, глянул ради приличия на часы и вышел из биллиардной.