…А великаны, смертельно устав от жестокой сечи, снова очутились на полу, на полу — сидя спиной друг к другу и ошеломленно разглядывая разгромленный ими зал.
Зал тот находился в замке, а замок — в туче, которая уходит, уходит от меня, освобождая небо, а небо открывается синее, голубое, прозрачное и веселое, а великаны — нестрашными, смешными, мультяшными.
Я люблю дождь — может быть, это чувство перешло ко мне от моих предков, среди которых были и земледельцы. Когда идет дождь, даже тот долгий осенний, которому, кажется, нет ни конца, ни края, появляется ощущение, что он делает за тебя ежедневную твою работу, — ту, что обеспечивает урожай на твоем поле, урожай хлеба.
Дождь всё еще льет, деревья празднично и весело мокры, и каждый освеженный водой лист душист по-весеннему, и повсюду запах свежести и цветов… а небо уже сереет, в его крыше появляются ярко-голубые щели, облака бегут быстрее, и вот ветер уже достиг земли и тряхнул дерево, осыпав с него град капель…
Кристина
Кристина ни разу не сказала, когда заедет в следующий раз. Она, кажется, и сама этого не знала. Выкраивала, прибегну к этому слову, час-другой и залетала в мой домик. Причем, в разное время дня. Это держало меня в напряжении — я не был волен распоряжаться собой; пропускать же очередной ее визит не хотелось. А мне нужно было смотаться в городок — продукты, что-то по хозяйству. Хлеб, в доме не было муки; вдруг захотелось ухи, значит, поезжай купи рыбу да не забудь про лавровый лист. После дождя на потолке разъехалось рыжее пятно, а на крыше я увидел треснувший кусок шифера, нужно заменить, как заменить и потолочную плиту. А стремянка?.. Я хватался то одного, то другого, в конце концов начал составлять список недостающего, чтобы за один раз купить все.
И все-таки в городок не поехал, хотя пятно на протолке мозолило глаза.
От леса я не отказался, несмотря на змею и полное поражение во второй раз. По отношению к нему родилось уже упрямство: неужели сдамся? Неужели так и не увижу в нем ничего, кроме непролазной чащобы? Должен же и лес где-то вздохнуть, позволив, например, раскинуться в себе сосновому бору с подстилкой из хвои и редкими кустами. (Интересно, а есть в городке карта местности, где будет и лес? Вдруг совсем недалеко от моего дома течет речка? Или есть озеро?). В лес нужно пойти еще раз, строго следя за маршрутом (вот чего еще не хватает- компаса!), прихватив бинт и йод на всякий пожарный.
Но пока суд да дело, я холил грядки, поливая помидорные кустики дождевой водой (они крепли на глазах), поощрительно поглядывал на огуречные ростки, пустившие листья, безжалостно выдергивал лезущие там и сям сорняки. Колол ради физических упражнений дрова. Готовил обед и ужин. Делал постирушки. Читал. Просматривал дневники. Моя дорожка к ручью начала уже "давать плоды" — я полюбил ступать на нее, и глаз уже искал знакомых по сторонам: небольшую полянку голубоглазого барвинка, отвоевавшего целый участочек у леса, отцветший кустик чистяка прямо на тропинке (лакированные листья, жаль не успел увидеть его цветов, "лаком" похожих на лютик), хвойный подрост слева и справа, названия которого я не знаю, но в магазинах его называют christmas tree, глыбу камня с малахитовой ящерицей на верхушке, потом заросли папоротника (и особый его запах), а вот уже слышны звоночки ручья.
Если я как-то уже освоился с появлением женщины в моей лесной жизни, то сознание Кристины с трудом, кажется, мирилось с посещением домика на краю леса. Это ее тревожило и она всё искала объяснение крепнущей связи с мужчиной, случайно увиденным сквозь кусты на краю дороги к дому. Мне иногда казалось даже, что она приезжает не ради меня, а чтобы пооткровенничать, как, может быть, с подругой, и вдруг услышать (либо самой выговорить) толковый ответ-объяснение происходящему.
Что она и подтвердила однажды, сказав, чуть увидев меня:
— Привет, подружка! Так хотелось поболтать, что едва не превысила скорость.
— Я исповедник, — сказал я. — Приди ко мне и покайся.
— Ох! Мой исповедник должен быть старым и мудрым. А ты не тот и не другой… Слушай, я не настроена сегодня, наверно, слишком устала. Но если ты очень уж настроен, могу тебя потерпеть. Может, и разохочусь.