Без десяти, без пяти… Вошла уже знакомая, "невозмутимая" медсестра.
— За вами пришли. — Это были первые ее слова ко мне.
Я встал, проверил, не шатнет ли меня. Нет, держусь. И пошагал за ней.
В вестибюле с кресла поднялась незнакомая женщина — в легчайших, кофе с молоком, брюках, в яркой рубашке навыпуск. Светлые волосы гладко, как у балерин, причесаны, сзади собраны в "хвост". Красиво вырезанные ноздри, небольшая тонкая горбинка, полные губы. Огромные полутемные очки. Длинная стройная шея; я вспомнил о художнике. Улыбнулась (очень красивые зубы), взгляд был прищуренным только доля секунды, потом стал приветливым, словно я старый знакомый. Американская улыбка обозначила набор морщинок-скобочек по краям губ.
— Привет, Макс! Я Синтия. Как дела?
— Привет. Я в порядке. — Я обернулся. Сестра наблюдала за встречей, стоя метрах в пяти от нас, готовая уйти. Ее миссия была закончена.
— Спасибо, — сказал я ей. — Вы поставили меня на ноги. Вся работа со мной была — высший класс.
— Thank yoи. — Повернулась и ушла.
Крайслер Синтии стоял перед входом в госпиталь.
Разговор начала женщина. Как мне было в госпитале? Хорошо ли я чувствую себя сейчас? Заболеть летом — это нонсенс, но нынешняя жара может нести с собой все что угодно. Особенно опасны при ней сквозняки. Я рассказал про вентилятор в кинотеатре, предположил и вирус. Спросил, в каком состоянии я был в своей машине на обочине? Синтия повернула ко мне голову и просканировала мое лицо. Вынула было сигарету, но тут же спрятала ее в пачку. Со стороны ее окна до меня долетал очень теплый и такой приятный ветерок. Она спросила, не опасен ли мне свежий воздух, а на мой вопрос почему-то не ответила. Я не стал его повторять. Наверно, было так: Синтия ехала в гости к Кристине и подобрала незнакомого бородатого мужика, сигналившего о беде, узнала в нем любовника подруги… нет, что я несу! Она могла рассказать о дорожном эпизоде Кристине просто так, болтая обо всем, а уж Кристина узнала в незнакомце меня! Этот вариант самый реальный…
Мы подъезжали к моему домику. Синтии нужно было проехать еще пару миль, чтобы развернуться и оказаться на "моей" стороне хайвея. Я сказал, что, может, я выйду, что под руку меня вести домой не нужно, я в порядке, но женщина мотнула головой.
Когда Синтия разворачивала машину, я обратил внимание на ее руку, поднявшуюся по баранке вверх. Худое запястье, длинные пальцы с выделяющимися суставами — рука вкалывающей американки. И, видно, дорогое кольцо: небольшой квадратик бриллианта (наверняка "субботнего"), схваченный четырьмя лапками белого золота, колет глаза лучиками.
Синтия въехала в мой "двор" так ловко, словно уже бывала в нем. Должно быть, Кристина подробно объяснила ей, что нужно обогнуть кусты, а потом повернуть к дому. Машина остановилась напротив крыльца. Класс! Я вылез и словно нырнул в воду — оказался плотно объятым воздухом луга и леса. Как я вздохнул! Даже поднял руки и потряс ими, помогая заново открываюшемуся дыханию. Надо ж было мне после этой целебной благодати заболеть воспалением легких. Но я вернулся к ней, вернулся!
Покинула машину и Синтия, я увидел, как расширились при первом вдохе здесь ее красивые ноздри.
Я машинально пошарил в заднем кармане брюк, где у меня всегда были ключи от дома, но дверь вдруг открылась и на крыльцо ступила Кристина!
— Привет, ребята! А я уснула, дожидаясь. Ну, как ты? — спросила она у меня.
— Как я? — замешкался я с ответом. — Слишком много хорошего в один день. Ты мне не снишься? А потом у нас, у русских, принято опасаться сплошной удачи: как бы, мол, черт ее не подпортил. Тьфу-тьфу-тьфу!
— У вас, у русских, все должно быть наоборот. Добро пожаловать!
Стол был накрыт: креветки (Кристина знала, что я их люблю), два диковинных, хоть и из магазина, салата, мясо под соусом тариаки, который я учуял еще на крыльце, белоснежное картофельное пюре, украшенное зеленью. Белое сухое вино (я понял, что для Синтии). Стояла и "моя" выпивка, но я не имел права прикладываться к ней из-за антибиотиков, которыми был напичкан.
Я думал, что буду дома один, и приготовился к этому, а тут такое. Женщины ухаживали за мной, обе понемногу пили: Синтия — вино, Кристина — крепкое, по капельке. Обе тараторили, смеялись, подтрутнивали над оплошавшим мужиком — и ни слова о том, что меня раздирало: КАК ПРОИЗОШЛО МОЕ СПАСЕНИЕ? Вероятно, думалось, как я и предположил. Дело было настолько ясное, что о нем и говорить нечего. Теперь гораздо важнее застольный треп. Но я в нем только поддакивал, разглядывая обеих женщин, таких — очень — разных, таких — по-своему — интересных.