— Собеседницу.
— You, turky! Индюк! Что у тебя новенького?
— Даже не знаю, чем тебя заинтриговать. Ко мне заходил один человек…
— Да ну? Как это — заходил? Заезжал?
— Нет, именно заходил.
— Странно…
— Старик. Я как-то видел его… давно, он был далеко от меня и походил на тень… И вот вдруг постучался, зашел, я ригласил его присесть, он сел на то то место, где сидишь ты…
— И что?
— Все осмотрел, очень внимательно — умные, спокойные глаза… Поднял их на меня, я увидел в них вопрос: ну, что же ты? Забыл про меня?…
— Писательские фантазии! Или ты уже "поехал"?
— Потом он исчез.
— Ушел?
— Нет, исчез. Я оглянулся — а его уже нет.
— Кажется, случилось то, о чем я иногда думала — этот парень начал постепенно того…
— Ну я же чокнутый! Так сказала Синтия, а она знает художников!
— Скажи: ты возвращаешься к своему делу?
— Пожалуй, да. Наверно, я отдохнул. Передохнул. И что-то случилось.
— Я знаю, что. Ты испугался внезапной смерти.
— Может быть. Да. Наверно, без тебя я бы подох… А этот старик… онн жил в… в… стороне от людей. И был очень одинок. Он был только со своим прошлым. И однажды я к нему зашел.
— Зачем он тебе был нужен?
— Это я ему был нужен.
Кристина уже пила кофе. Еще маленький глоток. Еще. Взгляд прищуренных глаз на меня.
— Как и мне… И, вероятно, как я тебе. Ты поджидал меня на дороге и однажды остановил. — Кристина протянула мне пустую чашку и встала.
— Мне пора. Как-то я сказала тебе, что ты паук. Сегодня я поняла это окончательно. Паук, — а я бедная муха.
— Пчела, — поправил я.
— Почему пчела? — спросила Кристна, но тут же забыла свой вопрос. — И Синтия уже в этом круге паутины, а сейчас и какой-то старик… Ну, все, улетаю.
— Когда…?
— Скоро. Я соскучилась по тебе. Выздоравливай.
Мистер Спайдер
Конец сентября обозначил себя тем, что на листьях кленов начали появляться то бурые, то черные пятна: листья обессилели и на них стали приживаться болячки. Разноцветье луга сменялось на желтые и голубые цвета. И все чаще я замечал, идя по тропинке, то слева, то справа падание листа. Иной слетал по спирали, стукаясь кончиком стебелька, как клювом, в ствол дерева, другой — стремительно кружа в падении, словно попав в водоворот. В осенний всевластный водоворот, который скоро закружит всю осеннюю листву.
Ночи стали прохладнее; если в июле я едва терпел на себе простыню, то теперь пришлось достать одеяло.
Давно поспели и съедены помидоры, но пяток крупных я оставил дозревать на ветках, опустившихся от их тяжести до земли. Огурцы кончились, недавно я обнаружил под листьями последний, пропущенный мной — большой, перезрелый, такие обычно оставляют на семена. Но я не знал процедуры освобождения семян от огуречной плоти и зашвырнул овощ на луг, может быть, там разберутся с ним по-свойски.
Еще в природе появились уже знакомые мне минуты сторожкой тишины — когда весь лес вдруг притихает, замирает, будто настораживая уши-листья, чтобы дать оценку чьим-то приближающимся шагам.
Визит Кристины стал еще одним предзимним знаком. Шел пятый час субботы, когда зашуршал гравий на обочине дороги. Войдя ко мне, она села не на диван, а в компьютереное кресло, а меня жестом усадила на свое место на диване.
— Кое-что нужно было провернуть на работе, пришлось проехаться туда-сюда, — объяснила она свое появление у меня. И сразу сменила тон: — Мистер Спайдер, помнишь, я спросила у тебя, останешься ли ты здесь на зиму?
— Помню, — ответил я, почувствовав, что нам предстоит серьезный разговор.
— Сейчас этот вопрос отпадает. Кажется…. да нет, уже точно — мы, — с расстановкой произнесла она, — переезжаем — в Нью Йорк.
— Кто мы?
— Моя семья. Все вместе. Муж получил работу в Нью Йорке, мы присмотрели домик в Лонг Айленде, цена подходит, дочь спит и видит себя на 42-й улице…
Кристина помолчала, рука ее бродила по подлокотнику. Вот снова заговорила:
— А ты? Остаешься здесь или вернешься в Нью Йорк? Моя проблема, признаюсь, вот еще в чем, — и снова расстановка слов, — я — себя — без тебя — уже — не — мыслю. — Пауза, вздох. — Принимай это даже как объяснение в любви, а может, лепет глупой бабы, которая элементарно влипла.
Если остаешься — не представляю тебя одного здесь, среди зимы! — приезжать к тебе я уже не смогу. Ты будешь один, как медведь в берлоге. Если я скажу дома, что хочу повидать подруг, здесь у меня их три, мне могут позвонить на мобильный, или им — а меня нет. Начнется вранье с их стороны и с моей, изворачивание, которое я ненавижу. До сих пор, между прочим, я почти не врала. Так, по мелочам: мол, задержалась на работе, мол, трафик, мол, мотор зачихал…