Вскоре я заметил удивительную противоречивость характера моего нового знакомого. Периоды сильного возбуждения быстро сменялись у него глубокой задумчивостью. Порой он впадал в полную апатию, ничем не интересуясь и не желая никого видеть. Я выяснил, что это состояние вызвано приемом наркотиков. Невозможно всю жизнь провести в экзальтации. Случается, что томительное однообразие и скука длятся целыми днями, неделями и месяцами. Некоторые люди находят утешение в выпивке или любовных похождениях. Шерлок Холмс предпочитал другое успокоительное средство — кокаин. Я был потрясен, когда узнал об этом, и пытался убедить его отказаться от пагубной привычки — но тщетно. Однако вскоре мне стало понятно, что Шерлок Холмс вовсе не попал в зависимость от дурманящих средств, а всего лишь спасался с их помощью от еще более страшной напасти. «Кокаин, — втолковывал он мне, — это мой протест против невыносимой скуки бытия». Но как только находилась новая работа для его изощренного ума, потребности в наркотиках он уже не испытывал. Его охватывали нетерпение и жажда деятельности. Я глубоко убежден, что кокаин попросту компенсировал моему другу временный недостаток другого стимулятора активности — адреналина. Шприц требовался лишь в том случае, когда организм Холмса сам не вырабатывал необходимого количества гормона.
Слава о великом сыщике разлетелась по всему миру, и я мало что могу к ней добавить. Он старался поддерживать реноме строгого и беспристрастного исследователя, но временами в нем проступали черты настоящего романтика. Еще в первую нашу встречу я отметил, что Холмс превосходно знает химию и неплохо разбирается в анатомии, хотя и не обладает систематическими знаниями в этой науке. Он также был знатоком английского законодательства и, казалось, прочитал все на свете книги по криминалистике. Из ботаники и геологии мой друг почерпнул лишь те сведения, которые могли быть ему полезны. При необходимости он в поразительно короткие сроки становился экспертом в любом ранее незнакомом ему вопросе. Когда после 1880 года начала бурно развиваться психиатрия, он так глубоко ее изучил, что мог бы рассказать о трудах Крафт-Эбинга или Шарко больше, чем они сами.
На первых порах мне казалось, что детектив совсем не интересуется литературой и философией. Но вскоре я убедился: по части творчества Эдгара Аллана По, Шарля Бодлера или Роберта Браунинга, этих певцов темной стороны человеческой натуры, он мог дать фору любому специалисту. Холмс целыми днями упражнял свой мозг, как другие тренируют тело с помощью эспандера или гантелей. Если он и не доказал последнюю теорему Ферма или проблему Гольдбаха, то, по крайней мере, лучше всех в мире осознавал принципиальную невозможность решения этих задач.
В характере Шерлока Холмса отсутствовали некоторые черты, присущие каждому истинному англичанину. Сам я в молодости увлеченно играл в регби за «Блэкхит», и меня очень удивило, что мой друг не видит смысла в командных состязаниях. Его трудно было представить среди гоняющихся за мячом простаков в заляпанных грязью фланелевых фуфайках. Традиционным англосаксонским забавам он предпочитал континентальные. Подобно французским или немецким спортсменам, Холмс отлично фехтовал, дрался на палках и боксировал. Не обладая мощным телосложением, он не раз демонстрировал потрясающую физическую силу, какой не мог похвастаться ни один из моих знакомых.
Его мало волновала светская жизнь, не говоря уже о политике и общественной деятельности. В начале нашего знакомства Холмс уверял меня, что стране жилось бы лучше под управлением негодяев, нежели реформаторов. Позднее он ни в грош не ставил премьер-министра Асквита, зато открыто восхищался манерами и образом действий Ллойд Джорджа. Однажды в знак признательности за услуги, оказанные короне накануне войны, нас пригласили в «Реформ-клуб», где мистер Асквит произносил послеобеденный спич. Холмс отправился на заседание с явной неохотой и бо́льшую часть времени просидел с прикрытыми глазами и выражением невыразимой скуки на лице. Желая польстить аудитории или, может быть, дать ей ценный совет, экс-премьер-министр отметил, что всегда предпочитал иметь дело с людьми, которых считал умнее себя, и именно этому обязан своим успехом в жизни. К моему смущению, Холмс внезапно очнулся и довольно громко, так, что услышали все присутствующие, сказал: «Видит Бог, это было не слишком трудно!»