– Разве ты не чувствуешь, как уходит время? – снова и снова спрашивала она мужа. – Как песок сквозь пальцы. И ничего не остается, кроме сухой тонкой пыли на ладонях.
Пьер пожимал плечами и оглядывал элегантную гостиную их брюссельского дома, свой поджарый торс, дорогую одежду жены. Нет, он ничего такого не чувствовал. Пока однажды не увидел в этой самой гостиной то, о чем хотел бы забыть навсегда.
Сбежав из Брюсселя в старый семейный дом в подмосковном Кратово, Света убедилась, что проблема не в стране, не в муже и даже не в молодом мальчике с горячими руками, который стал только поводом, сигналом, символом. Проблема – в ней самой. Ей было страшно превращаться из женщины, у которой еще хотя бы теоретически многое впереди, в ту, которая может лишь наблюдать за взрослением чужих детей, появлением внуков, за увяданием собственной красоты и силы, не имея впереди ничего, кроме долгих лет обеспеченного безделья.
– Никому не нужная старая баба, – говорила она своему отражению в зеркале, сурово подмечая каждую новую морщинку, тень под глазами, серебристую нить в огненно-черной когда-то шевелюре. Все эти приметы возраста не пугали бы так сильно, если бы жизнь сложилась иначе. Если бы она была хоть кому-нибудь нужна…
Приключение с Филипом как будто давало надежду – он нуждался в ней, да еще как! Но Света прочла слишком много французской классики, чтобы не видеть в их связи классического сюжета: молодой человек обретает нежный опыт в объя тиях зрелой женщины. Герои Стендаля и Бальзака получали в виде бонуса от такой связи билет в светское общество. Бедняга Филип не получил и этого: после бурной сцены его со всех точек зрения необычная возлюбленная уехала в свою далекую страну, а в уютном книжном магазинчике, где они познакомились, снова воцарился неопрятный мрачный старикан. Филип еще долго писал ей страстные письма, даже был готов приехать и поселиться в Подмосковье. Света не ожидала такой упорной осады и улыбалась, представляя столкновение изнеженного юного европейца с пестрой реальностью своей родины. И отвечала одним и тем же набором слов – Филип даже думал, что она просто копирует их из письма в письмо: «Между нами все кончено, займись своей жизнью». Примерно через полгода Филип наконец перестал писать. А она решила, что пришла пора повзрослеть и ей самой.
Прежде всего нужно было признать, что попытка защититься от прозы обычной биографии провалилась. Света честно вышла замуж за иностранца, уехала из родной страны, прожила долгую интересную жизнь, свободную от проблем, слишком хорошо знакомых ее сверстницам. Но когда ей перевалило за сорок, Свету внезапно настиг совершенно неуместный вопрос о смысле жизни – ее конкретной жизни, в которой нет ни детей, ни карьеры, ни какого-то большого, важного дела, которое наполняло бы каждый день. Она очень старалась «не усложнять», как просил Пьер, и просто радоваться тому, что есть. Копалась в своих мотивах, ценностях и детских травмах на сеансах у дорогого психоаналитика. Пыталась увлечься то фотографией, то рисованием, то музыкой, танцевала, занималась йогой и до изнеможения плавала в бассейне. Тщетно. Проклятая тоска никуда не девалась.
За долгие месяцы, которые она прожила без Пьера в России, ей так и не удалось соскучиться по мужу. Но к ней вернулась способность здраво рассуждать, и она планировала по окончании сезона в пансионе возвращаться в Брюссель и восстанавливать свой пошатнувшийся брак. Она больше не боялась встретиться с Филипом: накрепко связавшее их напряжение страсти благодаря разлуке ослабло, и она была уверена, что справится с искушением. Пьеру на его должности жена необходима как минимум для представительских целей. Они прекрасно ладят, понимают друг друга с полуслова, и нет никаких причин в их-то возрасте все рушить и начинать заново. А если удастся сохранить этот детский летний пансион и приезжать в Россию на несколько месяцев в году – жизнь устроится просто идеально. И с проблемой, о которой так настойчиво говорил сегодня Пьер, она разберется. Какие связи, какое лечение? Это все глупости. Она прекрасно контролирует ситуацию.
И вдруг… Сообщение от Пьера ей сразу не понравилось – уж слишком неурочный был час, не подходящий ни для дел, ни для любви. Что могло заставить его оторваться от медлительных удовольствий летнего субботнего утра и написать жене: «Давай встретимся в скайпе через пять минут»? Включая ноутбук и запуская программу, Света заметила, что руки дрожат. Интуиция редко ее подводила.