Пока ботан приближался, я его еще поразглядывала. А он вообще-то, если сильно не придираться, вполне даже ничего. Побрит гладенько, весь аккуратненький, не косой, не кривой, не лысый, как есть интеллигент. И ничего, что грудь впалая, зато спина колесом. А что это он свои очки так и не надел? Бутафория, что ли? Ладно, сейчас разберемся. О, на рубашке мокрые пятна! Значит, попала. Пустячок, а приятно.
Ложный очкарик приблизился, но предусмотрительно вплотную подходить не стал, остановился в паре метров. Видать, инстинкт самосохранения у него работает вполне исправно.
- Здравствуйте! Простите, пожалуйста, за то, что поставил вас в неловкое положение, но, поверьте, это произошло без злого умысла и было для меня так же неожиданно, как и для вас.
Голосок так себе. Ни проникновенной глубины, ни бархатистости, одним словом - козлетончик. Но, кажется, не врет. И смотрит мимо глаз. А куда это он глядит? Да как раз на мою расстегнутую вторую пуговку! Хотя... сама же расстегнула, подразнить хотела. А раз так - нечего и дергаться. О, сообразил, что я его разоблачила, покраснел, как рак и совсем в землю уставился. Ничего-ничего, я тебя научу свободу любить. Еще одну пуговку расстегнуть, что ли? Нет, не надо, а то еще с ним удар приключится. Или решит вдруг, что я его сооблазняю, а я, собственно, совсем не такая, облегченным поведением не страдаю. Лучше послушаю, что он еще скажет.
Ботан, тем временем, совладал с собой и продолжил:
- Разрешите представиться: Борис Митрофанович Адамантовский. Я...
Что было сказано дальше, я услышать не смогла. Я сперва фыркнула на "Митрофанушку", потом вспомнила, что такое адамант, а потом живо представила себе бабу Ягу из мультика: "яхонтовый мой!" и Бориса Митрофаныча на месте домовенка Кузи. Сдерживаться далее было выше моих сил, и я совершенно неприлично заржала в полный голос.
Давно уже я так не смеялась. До слез, почти что до колик. Я под конец уже стоять не смогла, просто рухнула на песок и билась в конвульсиях. И, млин, неловко - все-таки человек еще ничего такого не сделал, а остановиться и объясниться не могу. Отсмеялась, гляжу - он и вправду обиделся. Теперь пришла моя очередь извиняться. Прямо так, из полулежачего положения, еще прерывающимся, сбивающимся на смех голосом и начала:
- Простите, я ничего такого особенного в виду не имела, просто внезапно представилась одна вещь...
И я ему описала свои больные фантазии. К моему полнейшему изумлению, он, помолчав несколько секунд, вдруг хрюкнул, потом еще раз, а потом принялся ржать как бы не сильнее, чем я минуту назад. Единственное отличие - на ногах удержался. Я на него поглядела и снова принялась смеяться. Так мы с ним на пару и хохотали, как два идиота.
Наконец, все закончилось, ботан галантно протянул даме руку и помог подняться на ноги. И даже деликатно отвернулся, пока означенная дама отряхивала телеса от налипших песчинок.
- Как я могу к вам обращаться? - спросил он, когда мы, наконец, смогли продолжить разговор.
- Анна.
- А по отчеству?
- Да какое, нафиг, отчество?
Я не выдержала слишком большого количества куртуазии и перешла на более легкий и привычный способ общения.
- Просто Аня. А сколько тебе лет?
- Какое это имеет... Двадцать шесть.
- Мне двадцать четыре, поэтому давай на "ты". И вообще: все эти словесные реверансы действуют мне на нервы.
- Ну давайте... то есть, давай.
- Я буду звать тебя Борюсик.
- Но почему?
- Потому, что, во-первых, ты - вылитый Борюсик. Ну сам на себя посмотри, на Бориса Митрофаныча ты никак не тянешь. А во-вторых, это лучше, чем Митрофанушка и Кузя.
Вновь живо представив себе Борюсика на месте Домовенка, я гыгыкнула, но удержалась от дальнейших фантазий. Борюсик покорно кивнул, и мы продолжили:
- Скажите, Аня, вы... ты при каких обстоятельствах оказалась в этом месте?
- При бытовых.
- Это как?
Он недоуменно уставился на меня.
- Элементарно, Ватсон, - прыснула я. - Заснула дома, проснулась здесь, на рассвете, на берегу моря. Прям как была, в трусах и одеяле. Романтика, блин! А ты? - спросила я его в свою очередь.
- Да, знае... знаешь, примерно так же. Только задремал между лекциями, и вот, понимаешь, проснулся от того, что упал. Думал, что со стула, оказалось - с камня.
- Забавно, - опять хихикнула я.