От злости я бояться перестала. Привязала к ногам объекта мародерки веревку, отошла с ней под деревья, а потом уже спокойно и не напрягая ногу вытащила тело в безопасное для меня место, где и освободила от ненужного ему имущества.
Тем временем, наверху затихло. А я так перенервничала, что даже и не помню, какой выстрел звучал последним. Скорее-скорее, пока опять не начала себя накручивать, принялась укладывать добытое на волокуши и потащила добычу в свою, так сказать, нору. Приволокла, скинула кучей в угол. Сходила к лодке, выбрала себе сухпай, сточила. Прислушалась: наверху было тихо. Все закончилось? А кто победил? Кого мне ждать? Нет, в любом случае здесь высиживать нельзя. Надо идти туда, к выходу с лестницы, и караулить. Если выйдет Донован – порадуюсь за него, и устрою ему выволочку в качестве оплаты за свои потраченные нервы. А если ковбой – тут ему и конец придет. Уж за Тома отплатить рука не дрогнет. Я поднялась, глянула мимоходом раненую дуру, и пошла.
У меня дежавю. Я опять лежу напротив этой гребаной лестницы и через прицел винтовки гляжу на проход. Солнце клонится к закату, еще два-три часа и стемнеет. Сколько времени уже прошло? Сколько мне еще ждать? И, главное, кого?
Наконец, в глубине прохода, в густой тени проявилось движение. Ну надо же, и года не минуло! Я плотнее прижала к плечу приклад винтаря, прицелилась по центру смазанного темно-серого пятна, палец лег на спусковой крючок. Теперь лишь чуть потянуть – и с лестницы сегодня уже никто не спустится. Я, кажется, даже перестала дышать. И когда я уже готова была выстрелить, раздался голос этого мерзкого ирландца:
- Мисс Анна, вы здесь? Все закончилось!
Фу-ух! Я испытала такое облегчение, что чуть не расплакалась. А этот змей берет и говорит:
- Анна, у вас не найдется еще немного бинта?
И падает.
Глава 41
Кто бы знал, как надоели мне бесконечные войнушки-пострелушки. Ну сколько можно! Почему каждый второй в каждом первом видит исключительно источник трофеев и/или объект для удовлетворения своих сексуальных потребностей? Кто бы знал, чего мне стоило дотащить бесчувственную тушу Донована до бунгало и уложить на приготовленное наспех жалкое подобие постели! Я еще когда блондинку тащила, едва не надорвалась. А этот кабан, видать, не слишком оголодал на инопланетных-то харчах, весил он как бы не вдвое больше! Когда я его ворочала, чтобы более-менее перевязать все те дырки, которые у него появились после драчки с Карлайлом, то чуть не родила. Но все же справилась. Села на пол в углу хибары, и тут на меня навалилось сразу все: и больная нога, и переживания за эту рыжую ирландскую скотину, и пули, которые хоть и просвистели мимо, но нервов мне попортили столько, что ни в сказке сказать, ни вслух произнести. Ну и жуткая усталость: я ведь полдня бегала через лес на своих полутора ногах как маленькое вьючное животное, все таскала то одно, то другое, то третье.
И вот, наконец, мои мучения закончены. Врагов на этом острове больше не осталось, все, кроме меня обихожены и уложены – в меру моих сил, конечно. Раненая парочка в отключке и, надеюсь, до утра. Трофеи добыты, посчитаны и прибраны в надежное место. Теперь надо бы свое оружие вычистить, но сил на это уже совершенно не осталось. У меня как будто завод кончился: ни руку поднять, ни ногой пошевелить. И при этом сна – ни в одном глазу. Сижу, а в голове сами собой вперемешку гоняются картинки сегодняшнего дня: то зарево над горой, то ужас в глазах француженки, то глядящий прямо на меня черный зрачок ствола в руках бандита, то бешеный вгляд Тома, не пускающего меня к блондинке… И вдруг такая безысходность душу придавила, что я, наверное, впервые за этот месяц заплакала. Раньше все крепилась: то перед врагами надо марку держать, то перед своими силу и уверенность демонстрировать. А теперь – все равно, что одна. Форсить не перед кем, и можно снова стать той, кем я, по сути, являюсь: простой девчонкой, без особых талантов и без особого образования. Уж себе-то врать не стоит, какая, к чертям, из меня королева? Сижу, реву, как последняя дурочка, только что не навзрыд, а тихо. Слезы из глаз катятся и катятся по щекам, а у меня нет ни сил, ни желания их вытирать.
Так и сидела, отпустивши тело и душу до кисельного состояния. И, может, до утра бы так просидела, но тут зашевелилась, застонала француженка. И меня словно кто за шиворот встряхнул: мол, хорош себя жалеть, другим сейчас похуже твоего приходится. Ну да, я помню, как сама первые дни после ранения маялась. И это под присмотром профессионального медика! Так что я собрала себя в кучку, поднялась и пошла смотреть, что происходит. Подошла, лоб пощупала – да у нее жар! Достала аптечку, достала из нее таблетку антибиотика, попыталась скормить – не смогла девчонке рот раскрыть. Вот черт! Пришлось давить таблетку в порошок, разводить в воде, отпаивать, а потом сидеть рядом, пока блондинка снова не затихла. А потом то же самое повторила с Донованом.