Мои спутники крепко спали, хотя в обыденной обстановке в это время полагалось уже давно начинать будничные дела. Едва я стал выбираться из-под полога, как поднял целое облако потревоженных мелких ветвистоусых комариков. Все полога, все вещи, все укромные уголки и защищенные от ветра места были серыми, покрыты мириадами этих крошечных насекомых. Под надувным матрацем тент тоже был усеян тельцами полураздавленных комариков, пытавшихся пролезть под постель и найти там защиту от урагана. На нашем биваке они искали спасение. Множество комариков забилось под камни, под кустики. Иначе им, таким крохотным, было нельзя. Очутиться вдали от озера означало верную гибель. Крошечные муравьи-пигмеи разведали легкую поживу, и целая их процессия протянулась к нашему биваку.
Вялые и полусонные, мы с трудом взялись за дела. Никому не хотелось приниматься за еду. Отказался от завтрака и наш фокстерьер. Отбиваясь от мелких комариков, мы свернули бивак и, поехав дальше, повезли их с собой целые полчища.
Наш переезд недолог. На полуострове Байгабыл приглянулось хорошее место на берегу залива, у высоких скал. Время есть, и можно весь день бродить по пустыне или по берегу озера. Иду по невысокой прибрежной гряде из щебня, покрытой редкими растениями. Солнце давно поднялось над горизонтом и основательно припекает, но легкий бриз с озера и свеж, и прохладен.
В одном месте цветущий вьюнок прикрыл своими листьями гряду большим зеленым пятном. Едва вступаю в эти крошечные заросли, как во все стороны разлетаются комарики-звонцы да скачут кобылочки. Комарики здесь, оказывается, тоже нашли приют. А кобылочки? Что им здесь надо, что-то уж очень много их тут собралось. Неужели едят вьюнок? В его тканях млечный сок, и любителей полакомиться этим растением немного. Впрочем, здесь, на щебнистом берегу Балхаша, так мало растений: кустики гребенщика, кое-где низенький тростник, эфедра, полынь да две-три солянки. И все! Но сколько ни приглядываюсь — не вижу следов погрызов растений. Странное скопище кобылок!
Продолжая размышлять над увиденным, иду дальше и резко останавливаюсь. Неожиданно пришла в голову забавная догадка. Она кажется невероятной. Но чего только не бывает в жизни насекомых!
Здесь, на берегу залива Балыктыколь, особенно много ветвистоусых комариков. Ими кормится громадная рать пауков, уховерток, скорпионов, фаланг, ящериц, многие мелкие птицы. Не едят ли их кобылки?
Задайте, читатель, подобный вопрос энтомологу, и вас сочтут невеждой. Кобылки — типичные растительноядные насекомые. Никакая другая пища им неведома. Все же, рассчитывая на провал своей затеи, принимаюсь за опыт.
Несколько взмахов сачком над вьюнками — и в нем копошится изрядная кучка ветвистоусых комариков. Становлюсь на колени, осторожно подсовываю на пинцете к голове устроившемуся рядом со мной на земле богарному прусу примятого комарика и вздрагиваю от неожиданности: кобылка без обиняков хватает мой подарок, ее мощные челюсти заработали как автомат, и не прошло и доли минуты, как от комарика ничего не осталось. Торопясь, вытаскиваю из сачка другого комарика, но в это мгновение с плеча соскальзывает полевая сумка и с шумом падает на землю, а напуганная кобылка, щелкнув задними ногами, исчезает. Сколько раз эта полевая сумка меня подводила!
И все же, окрыленный успехом, подсовываю другим кобылкам комариков. Да, они очень любят плотоядную пищу, уплетают ее за милую душу. Одна съела четыре комарика, другая — десяток, третья, обжора, умяла ровно двадцать штук. Я едва успевал подсовывать ей еду, и она, расправившись с очередной порцией, поворачивалась во все стороны, помахивая своими коротенькими усиками, как бы спрашивала: «Ну, где же там запропастился мой обед?»
Эта кобылка оказалась рекордсменкой. Другие довольствовались десятком комариков, маленьким личиночкам, чтобы насытиться, было достаточно двух-трех.
Не всегда кобылки вели себя одинаково. Одни из них относились с предубеждением к первому комарику, затем, разобравшись, в чем дело, рьяно принимались за еду. Другие, будто опытные гурманы, тотчас же набрасывались на угощение. Кое-кто в испуге отскакивал в сторону, если комарик еще подавал признаки жизни, трепыхал крыльями и взмахивал ножками, в то время как у других от этого еще сильнее разыгрывался аппетит. И различали кобылки еду по-разному: близорукие, вернее сказать, «близколапые» опознавали подсунутого комарика только у самой головы, тогда как опытные и «длиннолапые» замечали добычу едва ли не за пять сантиметров. Видимо, опыт и аппетит сказывались на поведении.