Стрекозе нелегко носить на себе столько пассажиров, да и, наверное, они мешают летать. Пытаясь от них избавиться, она на лету шлепается о воду, чтобы смыть с себя докучливых пассажиров. А им только это и надо! Такой нырок стрекоза совершает бессознательно, как делали ее давние предки. И благодаря этому красные клещи расселяются по водоемам.
Беру стрекозу осторожно пинцетом и слегка ударяю ее по воде. После нескольких ванн на моей пленнице почти нет назойливых пассажиров, отцепились! Пинцетом же их не легко согнать: сидят на своем «самолетике» крепко, не желают расставаться.
Одной стрекозе не посчастливилось. Ее всю облепили клещики. Вначале я ее фотографирую. Стрекоза удивительно спокойна, как бы позирует. У нее, оказывается, небольшой охотничий участок, с которого она не желает улетать. Потом, поймав ее, я насчитал на ней около семидесяти клещиков. На правых крыльях их оказалось больше, чуть ли не в два раза. Хорошо, что не собрались все на одной стороне!
— Слышите? — спрашивает Ольга. — Кто-то странно кричит у болотца!
— Тебе всегда чудится. Ничего не слышно! — авторитетно заявляет Николай.
Я напрягаю слух и тоже ничего не различаю особенного. Тогда мы втроем идем к болотцу. Ольга права, с противоположной его стороны из зарослей тростника доносится странное монотонное и скрипучее покрикивание. Будто какая-то гигантская кобылка завела свое бесконечное стрекотание. Звуки повторяются почти через одинаковые промежутки времени, довольно громки, и я удивляюсь, как раньше их не слышал.
Усиленно всматриваюсь в болотце, но никого не вижу, кроме нескольких лягушек. Они уселись на различном хламе, выглядывающем из воды, греются на солнце.
Предлагаю Николаю идти на другую сторону болотца, а сам буду следить с этой стороны.
Николай обегает болотце, но не успевает к нему подойти, как вдруг тростник заколыхался, в нем раздается громкий шум. Я насторожился, ожидаю появления какого-то зверя, но из зарослей вылетает мой фокстерьер и бросается в воду. Не заметил я, когда он, сообразив в чем дело, успел принять участие в наших поисках. Собака проплывает несколько метров, застревает в густом нагромождении водорослей и растительного мусора и, усиленно работая лапами, совсем запутывается и медленно погружается в воду.
Едва успеваю сбросить с себя полевую сумку, бросаюсь в болотную жижу. Во все стороны от меня бултыхаются в воду перепуганные лягушки. Глаза собаки смотрят на меня безотрывно и как-то необычно серьезно. Дотягиваюсь до морды, сперва ухватив за шерсть, подтаскиваю к себе, цепляюсь за ремешок и вызволяю Кирюшку из водяного плена. Теперь не до таинственного крика. Надо снимать с себя одежду, переодеваться.
Загадочный музыкант будто напугался, замолк. Но ненадолго. Снова закричал хрипло и скрипуче, только тише и будто с какой-то жалобной ноткой.
Обхожу болотце, осторожно раздвигаю палкой высокий тростник, приближаюсь к берегу, затаиваюсь, жду. И вдруг крик почти рядом со мною. Тихо-тихо раздвигаю тростники и вижу: крупный красноголовый уж собирается заглатывать лягушку, схватив ее за заднюю ногу. Его голова сильно вздулась, змея не торопится: ждет, когда добыча выбьется из сил, затихнет. Хорошо бы сфотографировать эту сценку. Но надо вытащить удачливого охотника вместе с его несчастной жертвой из зарослей тростника на солнце. Пытаюсь схватить ужа. Он, поняв грозящую ему опасность, скользит к воде и, когда я пытаюсь задержать его палкой, отпускает лягушку. Оба скрываются в болотце. Представление закончилось!
Много лет назад, путешествуя на байдарке по реке Или, я застал подобную же картинку. Но тогда лягушка кричала очень громко, будто ребенок, и я так торопился к берегу, что чуть было не опрокинул свое утлое суденышко.
Но каковы лягушки, обитательницы маленького болотца! Спокойно восседали на поверхности воды, слушая вопли гибнущего собрата. Хотя что им оставалось делать?!