— Увы, — вздохнула Наталья Николаевна. — Оба раза, проходя мимо моей двери, он подносил ладонь к «глазку».
— Именно к вашему? — чуть удивился Серапионыч.
— А у других на этаже тогда никаких «глазков» не было, — невесело усмехнулась Наталья Николаевна. — В то время они еще были в новинку. Собственно, я бы об этом случае тут же забыла, если бы в тот же день не узнала, что Владимир Филиппович скончался. Впрочем, Владлен Серапионыч, я совсем и не уверена, что он поднимался именно в вашу квартиру. То есть тогда еще в квартиру доктора Матвеева.
— Стало быть, Наталья Николаевна, вы полагаете, что, гм, — Василий помолчал, стараясь точнее сформулировать мысль, — что появление Вити Орлова и того второго человека как-то связаны со скоропостижной смертью Владимира Филипповича Матвеева?
— Этого я не говорила, — уклончиво ответила Наталья Николаевна.
— Но зачем-то кинули мне в ящик «Вещего Олега», — возразил Серапионыч.
Наталья Николаевна промолчала.
— А Витю вы после того случая встречали? — задал вопрос детектив Дубов.
— Нет, — покачала головой учительница. — Через неделю он умер.
— Кто, Витя? — удивленно воскликнул Василий.
— Да. Витю нашли в его же комнате повесившимся на крюке от люстры.
— Какой ужас, — прошептал Серапионыч.
— И последний вопрос, — после недолгого молчания заговорил Дубов. Наталья Николаевна, имел ли Витя Орлов какие-то… как бы это сказать, преступные наклонности?
— Нет-нет, что вы! — горячо запротестовала Наталья Николаевна. Поверьте, я это говорю вовсе не потому, что «о мертвых только хорошо». Но Витя был одним из лучших учеников, и в олимпиадах по математике участвовал, и от общественных поручений никогда не отлынивал!..
— И, наверное, мечтал стать космонавтом, — ввернул Серапионыч. — Как все ребята в те годы.
— Да нет, вряд ли, — совершенно серьезно ответила Наталья Николаевна. Насколько я помню, он хотел сделаться разведчиком, как Штирлиц. Хотя нет, «Семнадцать мгновений» сняли уже после…
— Вы это серьезно? — чуть удивился Дубов.
— Трудно сказать, — вздохнула учительница. — Вообще-то, как я припоминаю, Витя не был лишен чувства юмора, и когда он в сочинении «Кем ты хочешь стать?» написал, что хочет стать советским разведчиком, никто этого особо всерьез не принял.
— Ну что ж, Наталья Николаевна, спасибо вам за помощь, — сказал Василий, бросив последний взор через окно. — Пожалуй, не будем долее злоупотреблять вашим гостеприимством.
— Будьте осторожны, — такими словами проводила гостей Наталья Николаевна. — Помните о змеях.
На лестничной клетке между этажами Серапионыч вдруг остановился:
— Знаете, Василий Николаич, я не хотел говорить при Наталье Николаевне, но того паренька я узнал. Он был первым покойником, которого я принял уже в официальной должности заведующего моргом.
— И он действительно повесился?
— Похоже, что да. Хотя, конечно, в свете того, что мы только что узнали, я уже не исключаю, что ему могли «помочь» — например, сначала отравили и задушили, а потом сунули в петлю. — Доктор глянул на часы. — Ах, я уж опоздал, что называется, выше всякой меры! Василий Николаич, если вам не трудно, подбросьте меня до работы.
Уже в «Москвиче» Серапионыч продолжал:
— Думаю, все ясно. Убийцы использовали Витю Орлова для наблюдения за Владимиром Филипповичем, а потом «убрали» как опасного свидетеля.
— Да, вполне возможно, — подумав, согласился Дубов. — Хотя на самом деле все обстояло несколько сложнее. Или наоборот — до предела просто.
— А мне почему-то кажется, что Наталья Николаевна все-таки чего-то недоговаривает, — заявил доктор. — Рассказала кое-что, чтобы мы больше не приставали к ней с расспросами, а остальное утаила.
— Не думаю, — покачал головой Василий. — Тут скорее другое — Наталья Николаевна пришла к выводам, в которые даже сама боится верить. Потому-то и пыталась отговорить вас от копаний в старых костях.
— Что вы имеете в виду? — чуть удивился Серапионыч.
— Впрочем, возможно, что все совсем иначе, — задумчиво промолвил Дубов. — Но я уверен, что до истины мы раньше или позже докопаемся… Ну, кажется, приехали.
Действительно, «Москвич» остановился у мрачного обшарпанного здания городского морга, и доктор, поблагодарив Дубова, побежал исполнять служебный долг. А Василий, весь в мрачных думах, отправился к себе в контору.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Войдя в Бизнес-центр, Василий, как обычно по утрам, поинтересовался у Родионыча, нет ли ему чего.
— Есть! — радостно ответил вахтер и протянул Дубову несколько листков с аккуратной распечаткой. — Нет, это не почта, а Маша просила передать. Говорит, получила поздно вечером по Интернету.
Детектив отметил, что на сей раз Родионыч произнес это слово хоть и не без запинки, но правильно.
— Спасибо, это очень кстати, — поблагодарил Василий и так резво поспешил к себе в контору, что едва не наскочил на Фросино ведро с водой, неосторожно оставленное чуть не посреди лестницы.
«Я только что вернулся из Р***, - сообщал Иваненко, — где успел повстречаться с краеведом Чернявским. Правда, наша встреча закончилась трагически, однако все по порядку. Кондрат, о котором вы спрашивали — это весьма известная личность, как в Украине, так и за ее пределами. Кондрат Ковальчук, член карательного отряда, наводившего ужас не только на всю Украину, но и на прилегающие области России и Белоруссии. После войны он исчез, а в конце 40-ых „всплыл“ в Австралии. Уже долгие годы различные общественные организации ставят вопрос о привлечении Ковальчука к ответу, но не находилось достаточных доказательств. Это и не удивительно — жертвы в земле, а соучастники предпочитают держать язык за зубами, чтобы не всплыла и их неблаговидная роль во всех этих делах. В последние годы усилилось давление на Австралию, но так как Ковальчук имеет гражданство этой страны, то вопрос о его выдаче все время затягивается. Возможно, что правительство Австралии просто не хочет портить отношения с влиятельной украинской диаспорой, в которой Ковальчук — весьма уважаемая персона. Его там даже величают „батькой Кондратом“. К тому же в ответ на все обвинения он неизменно заявляет, что боролся с коммунистическими оккупантами. И, к сожалению, иногда это действует, причем не только в Австралии, но даже и у нас.
В последние годы престарелый Ковальчук, опасаясь за свою жизнь, переезжает из одной страны в другую, но его отовсюду регулярно высылают. Не так давно его с позором выдворили из Англии, где он проживал по подложным документам.
Должен отметить, что собственно украинские власти не выказывают особого рвения в „деле Ковальчука“ — в отличие от различных общественных организаций и групп „охотников за нацистами“. Похоже, что в Киеве (не говоря уже о Львове) многие облегченно вздохнули бы при известии о его кончине — отпала бы необходимость судебного процесса, не говоря уже о лишнем напоминании, что отнюдь не только немецко-фашистские захватчики причастны к Холокосту и всем преступлениям против человечества.
Но все это — общеизвестная информация, которую легко почерпнуть в Киевской прессе. Теперь перейду собственно к встрече с Чернявским. Поначалу Борис Никифорович принял меня довольно настороженно, однако потом разговорился и даже показал кое-что из своих „краеведческих“ экспонатов. В свое время, будучи учителем истории и руководя кружком юных краеведов, он вместе с ребятами разыскивал солдатские могилы, устанавливал имена погибших и даже пытался найти их родственников. Однако, наряду с воинскими захоронениями, Чернявскому нередко попадались и братские могилы совсем другого рода — в них аккуратно, штабелями лежали останки людей явно цивильных, в том числе женщин и детей. Естественно, Борис Никифорович не мог не вести поисков и по этому направлению, ему даже удалось выяснить личность нескольких погибших. А следом за этим неизбежным становился вопрос и о палачах. Борис Никифорович уже тогда, в 60-ые годы, понимал, что в своих поисках несколько вышел за рамки дозволенного, и предпринял некоторые меры предосторожности — в частности, вел переписку на эту тему, используя адреса друзей и знакомых. Кстати, он не без гордости сообщил мне, что его материалы использовал писатель Рыбаков в „Тяжелом песке“, и даже показал книгу с дарственной надписью.