Он лежал на четырёх поставленных в ряд у стенки стульях, и сверху его кто-то накрыл куцым флисовым пледиком. Спал с открытым ртом, слегка похрапывая, и его отросшие сальные волосы закрывали ему лоб и даже спадали на нос.
– Эй, приятель, за тобой пришли! – окликнула его Улла и, ухватившись за полу чёрной кожаной косухи полицейского, принялась его тормошить.
Проклиная Рёнхольта, Луиза сделала пару шагов к двери.
– Ладно, забудем, – сказала она и развернулась к выходу, но тут хозяйка паба остановила её:
– Дай ему пару минут, он быстро соберётся.
Рик с нетерпением стала наблюдать, как Улла зашла за барную стойку и достала стопку и бутылку водки «Гаммель Данск», после чего, вернувшись оттуда, поставила стопку с бутылкой на стол и снова попробовала растормошить спящего.
В конце концов он с видимым усилием сумел принять сидячее положение, взял из рук Уллы стопку и громко откашлялся. Потом мужчина закрыл глаза, запрокинул голову назад, залпом осушил стопку и с той же скоростью отправил следом за ней вторую.
Затем ему удалось сфокусировать взгляд на Луизе, и он стал очень внимательно её разглядывать.
– А ты-то кто такая? – спросил полицейский голосом, звучавшим так, словно его тянули из заржавевшей железной трубы.
– Рёнхольт просил меня заехать за тобой, – ответила Рик. – Отпуск закончился.
– Да пошёл бы он! – пробурчал мужчина, прикурив сигарету из валявшейся на столе смятой пачки.
Луиза молча разглядывала его несколько минут, а потом развернулась и двинулась к выходу. На улице грузчики, уже подняв задний борт, задраивали кузов грузовичка, а Улла занялась установкой решётки на прежнее место.
– Постой! – прозвучал из глубин кабака хриплый окрик.
Эйк выбрался на улицу, щурясь на солнце и пытаясь пригладить руками давно не стриженные волосы. Какое-то мгновение казалось, что он вот-вот потеряет равновесие, но он удержался на ногах и двинулся вслед за Луизой к автомобилю.
– Мы знакомы? – спросил он, раздавив ногой окурок о камень поребрика.
Рик покачала головой и представилась.
– Ты три часа назад должен был явиться в Институт судебной медицины, но вместо тебя ехать туда пришлось мне, – добавила женщина, после чего открыла дверцу машины и кое-как затолкала Нордстрёма на сиденье. Она едва успела обойти машину кругом и сесть за руль, как он откинулся на подголовник и снова уснул.
Весь путь до Отдела расследований прошёл под аккомпанемент похрапывания, но Луиза постаралась отключиться от мыслей о пассажире и вместо этого сосредоточиться на проблеме так и не опознанной женщины, которую снова отправили в подвал Института судебной медицины. Что-то такое ранимое, чуть ли не детское читалось в той части её лица, которая не была обезображена шрамом. Должно быть, когда-то она была красавицей. Оставалось только узнать, как давно было это «когда-то».
Луиза оставила Эйка Нордстрёма на парковке. Он так и остался сидеть с закрытыми глазами, когда она захлопнула за собой дверцу машины. Позже, шагая по коридору к своему кабинету, Рик не поднимала глаз от покрытого серым в разводах линолеумом пола, чтобы никто не заметил, до чего же она зла – от ярости она даже дышала иначе, делая резкие короткие вдохи.
Плюхнув сумку на пол, Луиза закрыла дверь. На стенах так ничего и не появилось, но она обнаружила, что, пока её не было, кто-то поднял жалюзи.
Солнце шпарило прямо в помещение, и Рик подошла к окну, чтобы поправить жалюзи, а потом села за свой стол, включила компьютер и достала пластиковую папку с распечатанными резюме тех трёх человек, которые, как она считала, сумеют вместе с ней сделать работу отдела высокоэффективной, собственными пометками, касающимися этих людей. Теперь Луиза взвешивала все «за» и «против» привлечения к работе Хенни Хейльманн.
За плечами её бывшей руководительницы группы, которую после реформы полиции перевели в Службу мобильной радиосвязи, была долгая карьера в Отделе расследования убийств. Она была одним из самых опытных следователей, знакомых Луизе, но, возможно, думала теперь Рик, у цирковой лошадки нет уже сил вернуться на манеж. Было ясно, что невозможно предсказать, как Хейльманн поведёт себя. Может, она окажется такой же эффективной суперэнтузиасткой, что и в прежние дни, а может, расшевелить её будет очень трудно.
В дверь не столько постучали, сколько грохнули чем-то тяжёлым, а затем она распахнулась, и на пороге показался Эйк Нордстрём, толкавший перед собой ногой конторское кресло, на котором громоздилась пара картонных коробок.
– Вот так! Кресло уже есть, – констатировал он, приостановившись в дверях.