Рыбаков повернулся ко мне и вопросительно приподнял бровь.
— Они летят дольше, чем мы, — пояснил я другу. — Разумеется, их речь изменилась со временем. Как и наша. Просто мы этого особо не замечаем. Ради интереса можешь послушать записи, сделанные первым поколением «Ермака». Удивишься.
Андрей хмыкнул и рассеяно кивнул.
— Ну да… Об этом я как-то не подумал. Тем интереснее её слушать. Знаешь, кстати, что болтал врач? Мол, наша дама бредила про какую-то трубу на «Армстронге».
— Какую ещё трубу?
— Понятия не имею, — развёл руками инженер. — Говорит, что эта труба тянется через весь корабль. Она у них там — чуть ли не божество.
— Кто? Труба?
— Ага. Они на неё молятся, представляешь?
— А может, врач просто хреново знает английский?
Андрей звонко рассмеялся. Всегда поражался его заразительному смеху. Наверное, за счёт оптимизма и жизнелюбия Рыбаков и выглядел гораздо младше своих лет.
— Честно говоря, — сказал Андрей, — это труба не даёт мне покоя. Я видел схемы «Армстронга». Ничего подобного у них нет.
— Могли построить. Ты же сам перестроил двигательный отсек в своё время. Вот и они что-то придумали.
— Да… Но что именно?
— Может, какую-нибудь пушку? Чтобы сжигать метеоры? Может, они всё-таки хотят пройти через Облако напрямую?
Рыбаков небрежно махнул рукой.
— Не, Нил… Думаю, там что-то поинтереснее. Зачем бы они стали поклоняться пушке?
— Мы ничего о них не знаем, — пожал я плечами. — Абсолютно ничего.
Инженер улыбнулся и подмигнул мне.
— Но теперь у нас есть «язык». Может, она ещё что расскажет, когда окончательно придёт в себя.
Поднявшись из-за стола, Рыбаков подошёл к приборной панели. Посмотрел на индикаторы. Прикусил губу. А затем что-то нажал и забормотал себе под нос:
— Год… всего год… зараза.
Я знал, что он говорит о «первых». Судя по расчётам, уже через двенадцать месяцев «Армстронг» должен был подойти к Облаку смерти. Если им и правда удастся пройти его без маневра, то через пару лет они уже будут на Оруме.
Впрочем, и с маневром они обгоняли нас почти на десятилетие. Те жители «Ермака», которые были в курсе о спасении Лили, давно смирились с поражением. Знали, что наш ковчег не придёт на планету первым. Просто все мы хотели увидеть, как же он выглядит — этот новый мир.
— Что сделаешь для начала, когда сойдёшь на землю? — спросил я у Рыбакова.
— Построю воздушный шар, как древние люди. Буду смотреть на планету сверху.
Я улыбнулся.
— Не налетался за целую жизнь?
— Наша жизнь — вовсе не полёт, — покачал головой Рыбаков. — Мы здесь, как рыбы в банке. Разводим себя, словно форель на ферме пищевого блока, и думаем, что летим. Но я видел на записях, Нил… Видел, как летали раньше. Только люди Земли знали, что такое настоящий полёт. Ведь они наблюдали поверхность. Знали, что могут разбиться. И поэтому были свободными.
Андрей оглянулся и спросил:
— А что сделаешь ты?
— Отправлюсь к морю. Как в том древнем фильме, помнишь? «На небе только и разговоров, что о море и о закате. Там говорят о том, как чертовски здорово наблюдать за огромным огненным шаром, как он тает в волнах. И еле видимый свет, словно от свечи, горит где-то в глубине…»
Друг нахмурился.
— От свечи? От зажигания что ли?
— Нет, — усмехнулся я. — Раньше так назывались светильники. Их делали из липидной смеси, которую звали воском. Ещё до того, как открыли электричество.
Андрей задумался. Посмотрел на окна-экраны. А затем произнёс:
— Скорее бы, Нил. Скорее бы это случилось…. Знал бы ты, как я устал от бесконечного космоса.
***
В день, когда умер капитан, Лили впервые поднялась с постели.
На торжественном прощании с Иосифом она стояла посреди толпы. Многие косились в сторону девушки и тыкали в неё пальцами. Спрашивали друг у друга, откуда она взялась. Медики клялись, что видели её раньше среди механиков, механики доказывали, что она из пищевого блока, а те в свою очередь ссылались на экологов и говорили, будто она чуть ли не начальник всей экологической службы.
Никому и в голову не могло прийти, что Лили прибыла на «Ермак» из космоса.
Девушка же почти всё время молчала. Лишь на похоронах капитана, глядя как тело моего отчима медленно опускается в преобразователь материи, она тихо произнесла на ломанном английском:
— Творец забрал его душу. Его удел — вечность.
От слов Лили мне стало не по себе. По счастью, никто больше из экипажа не услышал девушки, иначе бы слухи обязательно поползли с удвоенной силой.