Следопыт внимательно обследовал дорогу. Отказывался идти куда-либо, предварительно не бросив камешек, как делал это в тумане, за стенами Багульдина, – следил за тем, как он падает, прислушивался к звуку его падения. Искал искажения.
Громбакх сел на две ступни ниже меня. Нахмурившись, осматривал лезвие топора. Эрза и Нордис не захотели к нам присоединиться. Размолвок, подобных той, что случилась в Лаэрноре, между нами не было, но держались мы всегда в стороне друг от друга. Об их изначальном плане убить нас на Старой дороге никто не забыл.
Азгалика отправила с нами Шанни – девушку, или, как ее назвал Пилнгар, личину. Худая, вся будто иссушенная, с бледным лицом и короткими белыми волосами, Шанни, как и мы, приняла яд. Именно ей Азгалика доверила травы противоядия.
«Если каждый день съедать противоядие, вы даже не почувствуете, что отравлены. А в конце, когда вы исполните начертанное, каждый выпьет целую чашу. Шанни убедится, что начертанное стало явью, что корень обрублен, и вылечит вас. Но учтите, противоядие – точная смесь, и лишняя щепотка убьет. Не думайте, что сможете обворовать Шанни и сделать все самостоятельно».
Сейчас Шанни неподвижно стояла на дороге. Так и застыла там, когда Тен объявил привал. После того что с ней вчера сделал Нордис, она окончательно отстранилась от нас.
Авендилл был тих, недвижен. Дома из обожженной глины успели обветшать, частично зарасти лишайником и ползучими растениями. В стенах зияли провалы, обнажавшие брошенное, прогнившее нутро помещений.
Широкие, занесенные землей улицы. Здания – невысокие, в один и два этажа – стояли ровно, в них еще можно было жить. Только деревянные крыши обвалилась, засыпав комнаты желтой черепицей. Почти все окна были выбиты. В простых домах на рамах висели обрывки желчного пузыря манников. В домах побогаче рамы щерились мутными осколками хрусталина или слюды.
Некоторые здания были полностью выпотрошены. Их содержимое лежало на дороге, будто кто-то старательно выбрасывал все наружу. В одной куче валялись балки, доски, каркасы кроватей, глиняные черепки. В самих домах было пусто, из них выскребли даже мелкий сор.
– Ты раньше слышала про это место? – спросил я Миалинту и языком провел по шершавому налету давно не чищенных зубов.
Щеколка[4] давно закончилась. Никто и не думал искать ей замену, хватало других проблем. Нам даже не всегда удавалось как следует прополоскать отхожие тряпки.
– Про Авендилл? Да, отец рассказывал.
– Тирхствин?
– Да… Не могу привыкнуть, называю отцом…
– Может, в этом ничего страшного?
– Тирхствин рассказывал об Авендилле.
В городе гнус ни разу не побеспокоил нас, так что Миалинта сидела без капюшона, но цаниобу, несмотря на духоту, не снимала. Никто не снимал. За дни, проведенные в Лаэрнорском лесу, мы слишком привыкли к ней, со всеми ее сеточными складками на плотной куртке и втачных штанах, со всеми кармашками для защитных трав.
Еще в Целинделе Миа предложила мне бросить всех и отправиться напрямик в Оридор, город книжников. Там она рассчитывала узнать о судьбе своего брата-черноита. Там же, по ее словам, мне бы помогли избавиться от браслета или, по меньшей мере, объяснили его назначение. Думаю, Миалинта уже не раз пожалела о том, что не отправилась в Оридор одна и согласилась ехать с нами по Старой дороге. Я и сам жалел, что втянул ее в эту историю.
– Тирхствин рассказывал, что прежде Авендилл был тихим городком. Люди работали на ржаных полях, выращивали хмель, пасли манников. Раз в год в Авендилле проходила трудовая ярмарка, где жители больших городов могли подыскать себе служанок, поварих, ткачих… Наниматься на ярмарку приходили со всех ближайших сел. Тут вроде и какой-то свой лигур был. Точно не помню. Спокойная, ничем не примечательная жизнь. Потом здесь построили Дикую яму. Бессмысленное, кровавое развлечение. Но даже после этого Авендилл оставался в общем-то захолустным, ничем не примечательным.
Я старался не смотреть на Миалинту. Испугался, что она заметит мое беспокойство при упоминании Дикой ямы. Перед глазами промелькнули отрывки ночного видéния.
– А двенадцать лет назад жители покинули Авендилл. Что заставило их бросить дома и пастбища, никто не знал. Исход начался утром. Они оставили хозяйство, скот и кто в телегах, кто на конях поторопились уйти дальше от города. Авендилл опустел в один день. Двери домов были распахнуты, на столах остывала еда, манники сгрудились возле ворот, ждали, что их выведут в поле. Занавески дрожали от ветра в раскрытых окнах. Кровати были не застелены. Кто-то оставил на столе амбарную тетрадь с недописанными строками, кто-то бросил нож и недорезанные листья черемши. У кого-то выкипал бульон. Кастрюля грохотала, брызги шипели на раскаленной печи. И так – по всему Авендиллу. Что-то одновременно напугало его жителей. До того напугало, что они без сборов и обсуждений побежали прочь, за крепостную стену. Остались лишь те, кто не мог уйти самостоятельно.
4